Киреев какое-то время еще переваривал сказанное другом, а потом спросил:

– И ты готов оправдать палестинских фанатиков, которые взрывают себя вместе с мирными жителями на улицах израильских городов?

Аксаков лишь на мгновение задумался:

– Это отчаяние обреченных, обездоленных людей. Народ, доведенный до последней степени нищеты и национального позора, становится опасным. Его мораль уродуется. Она направлена не на созидание, а на разрушение. Если подобное случится в России, всему человечеству не поздоровится. Мы не имеем права упустить свой шанс.

Кандидату исторических наук надоело без толку повышать голос, и он устало сказал:

– О каком шансе ты говоришь, Андрюша? Что, у арабов, по-твоему, не было шанса подняться? Сколько они получили нефтедолларов… И все не впрок. Саудовская Аравия дальше двухсот принцев со своими гаремами, тридцатью пятью процентами безработицы и поддержкой мирового терроризма не ушла. И это, заметь, с жесткими шариатскими законами. А прошлое у них не слабее твоей Орды. Вспомни Арабский халифат. Чего ж ты хочешь от нас? Доворуют, распродадут страну, и ничего ты со своей Ордой не сделаешь. Поздно.

– Нет! Не поздно! – закричал Аксаков. – Нам же с тобой еще с пеленок, с первого класса, с букваря внушали, что мы живем в самой передовой стране мира…

– А в Северной Корее так до сих пор думают, – язвительно вставил Киреев.

– …но от этого был толк! У нас была передовая наука, мы к чему-то стремились. Разгильдяйски относились к государственной собственности, приворовывали, но у народа была какая-то цель. И не погасла еще в наших людях искра божья. Богата наша земля талантами, но нет организующей силы, нет механизма, чтобы эти таланты в выгоду свою превращать. Дай ты этому народу точку опоры…

– …и он перевернет весь мир, – продолжил мысль приятеля Киреев. – А стоит ли вообще рыпаться? Человечество неуклонно движется к своему Апокалипсису. Может быть, в этом и счастье России, что она каким-то шестым чувством ощутила приближение конца света и заранее включила механизм самоуничтожения. Думай лучше о себе и своих близких и не забивай голову глобальными проблемами. Ты должен спасти сына, тебе нужны деньги. Лариса согласна купить твой дом.

– Что ж ты сразу не сказал об этом, мучитель, – радостно воскликнул Аксаков и бросился обнимать товарища.

Госпожа Лебедь приобрела аксаковский особняк за пятьсот две тысячи американских долларов на подставную фирму. На следующий же день благодаря связям Ларисы Ивановны продавец и покупатель без каких-либо осложнений и проволочек оформили сделку в ТОРЦе и вечерним рейсом вылетели в Москву, где директриса филиала заказала наличные в головном офисе ее страховой фирмы.

Местом обмена Алексея на полмиллиона долларов охрипший кавказец назначил почему-то Батумский морской вокзал. Загранпаспорт сына Андрей Александрович захватил из дома, поэтому с вывозкой молодого человека из Грузии проблем не должно было возникнуть. Сложность оказалось в другом: как провезти через таможню во Внуковском аэропорту столько иностранной валюты. Но и здесь на помощь пришла вездесущая страховщица. За какую-то тысячу долларов она договорилась с таможенниками, и Аксаков прошел в самолет без досмотра.

В назначенный час он сидел на скамейке перед зданием Батумского морского вокзала, щурясь под лучами яркого субтропического солнца, и слушал, как бьется о волнорезы прибой. В руках он держал видавший виды, потрепанный кожаный портфель и периодически озирался по сторонам.

Вскоре на почтительном расстоянии от него остановилась белая «Нива». Из нее вылез человек в светлом летнем костюме, в темных очках, с густой черной бородой. И направился в сторону его скамейки. Присел рядом и спросил:

– Все привезли, что обещали?

Аксаков узнал этот хриплый голос и утвердительно кивнул головой. Тогда бородач тоже подал знак находившимся в машине людям, и из нее на мостовую вылез Алексей, одетый в мешковатый спортивный костюм.

– Как видите, мы тоже умеем держать слово, – сказал бородач и, взяв со скамейки портфель, добавил на прощание: – Только не отпускайте его больше туда. Это не его война.

Андрей Александрович согласно кивнул и бросился со всех ног навстречу сыну. Алешка тоже побежал. Встретившись, они крепко сцепились, словно их кто-то собирался снова разлучить, и, как по команде, разрыдались.

Гуляющие по набережной отдыхающие еще долго провожали взглядом эту странную парочку взрослых, но плачущих как дети мужчин.