Проснулся поздно, когда солнце стояло уже высоко. В животе у меня неприятно посасывало и урчало. И тут я только вспомнил, что со вчерашнего дня у меня во рту не было и маковой росинки.

Я нащупал в кармане своего кафтана кошель с полтинниками, которые Азиза мне исправно выплачивала за уроки, и решил прошвырнуться по городу, чтобы купить себе какой-нибудь еды.

Ноги сами понесли меня в лавку Коломыльцева. Но, вспомнив вчерашнее оскопление друга и его отца, я передумал идти к ним и направился к ближнему шинку. Там я заказал себе наваристых щей и пельменей со сметаной, а еще чарку водки.

Плотно пообедав, я вышел на улицу. Светило теплое майское солнце. И жизнь мне уже не казалась такой безрадостной, как вчера. Я брел наугад, подставляя лицо под ласковые солнечные лучи, и невольно жмурился. И не заметил выехавшего из проулка всадника.

– Куда же вы направляетесь, господин Гринев? – спросил меня конник.

Я опешил от столь неожиданного обращения к своей особе. По фамилии, да еще господином меня здесь никто не называл.

Обернувшись на голос, я не смог сдержать крик восторга:

– Зурин! Какими судьбами?

Я бросился к нему. Слезы сами покатились из моих глаз. Я был готов расцеловать даже запылившиеся от дальней дороги сапожищи моего спасителя.

– Хватит разводить антимонию… – великодушно молвил Зурин. – Лучше на бильярде еще разок сыграем. Чай симбирский урок не забыл, Петр Андреевич? А сейчас показывай, где обитает семейство здешнего воеводы. Черкасского с выводком мы перехватили по дороге. Но Асташевых не дождались.

Я обрадовался, что с Зуриным смогу расплатиться без ущерба для собственного кармана, а напротив – с явной выгодой.

– Ни бильярда, ни Асташевых вы, ротмистр, в этом городе не найдете, – с важным видом произнес я. – Но и воеводу, и самого ордынского царя я могу помочь словить.

Струги мы нагнали в Нарыме. Я предвидел, что это произойдет именно здесь, ибо Елена родом была отсюда. Не заглянуть к родителям перед бегством на чужой континент набожная кержачка просто не могла.

Ротмистр оставил свой эскадрон в Томске, а на шумиловский парусник снарядил команду из архангельских карабинеров, посетовав на отсутствие гардемаринов. Поморов сметливый ротмистр выбрал не случайно. Ведь погоня за царем могла зайти и в полярные широты, где архангелогородцы оказались бы гораздо полезнее гусар.

Мы сделали одну ошибку: подплыли к Нарыму днем. С берега нас сразу заметили, и в селе начался настоящий тарарам.

Бабы бросили на мостках недостиранное белье и с диким криком «Антихристовы слуги плывут!» ринулись врассыпную, будоража народ.

Когда мы пришвартовались к пристани, на улицах села уже не было ни души. Лишь со стороны церкви слышались песнопения и молитвы. Карабинеры выстроились в цепь и двинулись вперед, заглядывая в каждую избу. Но везде было пусто.

Зурин выдал мне заряженный пистоль. И, как потом выяснилось, не зря.

Сопротивление нас ожидало на главной сельской площади, перед самой церковью. Из‑за перевернутых подвод раздались редкие выстрелы. Двое из карабинеров упали наземь. Но наш дружный залп разнес подводы в клочья, и больше из‑за них не стреляли.

Солдаты окружили церковь. Но ее железные двери были заперты изнутри.