– Так все и было, – еле двигая пересохшими губами, произнес он.

Затем упал на колени перед настоятельницей и взмолился:

– Матушка Евдокия, Христом Богом заклинаю вас, подарите мне этот свиток.

– Да встаньте же вы, добрый человек, – изумленная настоятельница попыталась поднять его с каменного пола. – Он ваш. Берите. Вы сегодня так много пожертвовали нашему монастырю, что я чувствую себя вашей должницей. И если я могу вам хоть чем-то услужить, то буду только очень рада этому.

Не веря своим ушам, мужчина встал на ноги.

– Матушка Евдокия, этому архиву цены нет, – произнес обретший дар речи Аксаков. – Это так называемая библиотека Ивана Грозного или часть ее.

Настоятельница ахнула и перекрестилась.

– Это национальное достояние, – продолжал Аксаков. – Только нужно ли оно сейчас нации? – спросил он сам себя, но тут же ответил: – Нужно, просто необходимо. И именно сейчас.

– Однако находка эта не только бесценная, но и очень опасная, – предупредил он монахиню. – Вы можете за нее выручить столько денег, что даже на золотые купола и на самую богатую роспись стен, как в Храме Христа Спасителя, хватит. А можете не получить ничего и только накличете на себя беду. К этому делу надо подойти с чрезвычайной осторожностью. Кто знает о вашей находке? Вы кому-нибудь из посторонних говорили о ней?

– Только монахи знают. А из наших, из туруханских, я только к учительнице из школы подходила. Но она не придала значения этим бумагам. Обозвала их церковноприходскими расписками. Только вот сегодня… Перед вашим приходом… Я вам рассказывала об иностранных туристах с парохода. Тому американскому миссионеру, который пожертвовал обители пятьсот долларов, я в знак благодарности подарила трилистник из этих сундуков. Но это же святой человек. Да и, чай, не поймет, что к чему. Он же протестант. Я хоть и православная, хоть и духовное лицо, а все равно только благодаря вам поняла, что мы нашли. А ему, точно, не понять.

Аксаков как шальной выбежал из монастыря. Автобус давно уже уехал. И ему пришлось пешком добираться до кафе, где в ожидании самолета проводили время рыбаки.

Киреева он нашел не сразу. Тот сидел во дворе одной из частных пивнушек за длинным дощатым столом с другими рыбаками и делился впечатлениями о рыбалке.

Аксаков сел на скамью рядом с ним и сказал на ухо:

– Закажи-ка и мне пива. А то я совсем без денег остался. Но только давай условимся, что под статьей, которую ты, как только мы окажемся на Большой земле, напишешь для больших и толстых научных журналов, будут стоять обе наши фамилии. Уверяю тебя, что та вещь, которую я тебе передам, перевернет не только твою жизнь, но и всю российскую историю.

Иртыш этой весной разлился особенно широко, изрядно подтопив посадские слободы. Многих жителей пришлось переселять в Кремль. Во внутреннем дворе не было свободного места. Один шатер перерастал в другой. На площадке, где сменялся кремлевский караул, теперь постоянно, ночью и днем, горел большой костер, у которого отогревались подвергнувшиеся наводнению люди.

Государь стоял у окна в Крестовой палате и наблюдал за передвижениями в раскинувшемся внизу таборе.

– Наводнение – меньшее из несчастий, какие нынче придется пережить этим людям, – задумчиво произнес государь, а потом вдруг резко спросил: – Манифест готов?

Я перевел свой взор на Ивана, ему была поручена подготовка царева обращения к народу. Он молча протянул мне Вумажный свиток. Я пробежал по нему глазами и передал государю. Царь же читал документ очень внимательно.

– Все правильно, – молвил Великий Царь. – Воевода, можешь отправлять гонца в Уфу к Суворову. Отпиши генералу, что через пятнадцать дней я оглашу манифест и отрекусь от престола. И напомни графу про его обещания. Из Форт-Pocca не было известий?

Государь посмотрел на меня.