– Не думаю, что моя работа окажется главным приоритетом.
Он наблюдал, как она собирает последние мягкие белые кусочки краба вилкой. Он хотел рассказать ей про Джейн. Они стали друзьями – в этом он был уверен, – хотя не особо много успели пообщаться друг с другом. Но Кэт могла бы спросить, могла бы замолвить за него словечко, могла бы…
Нет.
Если он расскажет ей, что произошло накануне вечером, он точно знал, что скажет Кэт. «Наконец-то тебе досталось по заслугам. Каково оказаться в чужой шкуре, а?»
Он не желал терпеть унижения от Кэт, так же как не хотел ни сурового выговора, ни проявлений сочувствия. Его смущали чувства, которые Джейн всколыхнула в нем. Они были живыми, острыми, возникшими совершенно внезапно, а их растоптали. Это было слишком личное. Он почти все рассказывал сестре, но об этом он решил умолчать.
– Я рассказывала тебе о доме в Сиднее? Два этажа, большой сад вокруг, балкон, выходящий прямо на море, двадцать минут от клиники – совершенно новой и выстроенной специально под три конкретных участка. Школы…
Он слушал. Она рвалась скорее уехать. Но он молил Бога, что, как она и обещает, ей так же захочется вернуться.
Они принялись за кофе и пудинг.
– Надеюсь, ты тут не свихнешься, – сказала она. – До следующего мая.
– Я буду скучать по всем вам, но это время быстро пролетит, особенно если я получу эту работу – как бы не сглазить – и если вы действительно вернетесь. Мама уже не вернется.
– Знаешь, я до конца этого и не осознавала до вчерашнего вечера. Того, что это на самом деле случилось. Но Ханна сказала что-то про Галлам Хауз… что сад станет печальным, потому что дедушка не будет знать, как им правильно заниматься.
– Тут она права. Он его скосит, обкромсает и сровняет с землей. Он не может там оставаться. Он взвоет. Ему будет слишком одиноко.
– Даже не думай ему об этом говорить.
– Да я и не думал.
Они медленно пошли к машинам.
– Ты вроде как спешишь?
– Ты вроде тоже. Но посидели хорошо. – Она остановилась и посмотрела на него. – Что такое? Только мама?
– Ну да.
– Врун.
– Я не могу говорить об этом.