Курт и моргнуть не успел, как вокруг парты Эни сгрудилась шумная толпа их одноклассников. За их телами он едва видел Эни. От напора учеников его парта начала трястись и сдвигаться в сторону. Из кучи-малы доносились вопли типа «чур, я первый!», «двинь тазом, мне не видно!», «дай мне!». В какой-то момент Курт испугался, что хрупкую Эни могли задавить и не заметить, как вдруг раздался ее голос:

— В очередь, СТЕРВЯТНИКИ!!!

Гаркнула девушка знатно. Курт даже вздрогнул, а толпа слегка поумерила свой пыл. Да, что касается списывания, в этом отношении Эни просто зверь. От этой мысли юноша усмехнулся.

Наконец, контурные карты перекочевали к владельцу. Странно, но их умудрились не помять. Эни повернулась к Курту, сияя белозубой улыбкой.

— Ты — божество, и я воздвигну храм в твою честь! — с чувством сообщила ему девушка.

— Тогда используй мрамор. — Курт изобразил скучающий вид, хотя самому хотелось улыбнуться в ответ.

Прозвенел звонок на урок, но учителя было не видать. Ребята начали скучать и включать режим болтливости. Эни тоже заскучала и повернулась к Курту, собираясь что-то ему сказать. Внезапно девушка застыла. Застыла в полном смысле этого слова. Вот она сидела за партой, слегка покачивая головой и широко улыбаясь, теребя краешек своих карт, а вот вдруг что-то смело с ее тела все намеки на движение. Глаза вперились куда-то далеко, как будто видели что-то там позади, за Куртом. Эни не моргала, не шевелилась, не дышала. Не дышала? Курт с беспокойством подался вперед. Нет, вот движение: слегка раздувающиеся ноздри, словно девушка втягивала какие-то отдельные частички воздуха. Словно фильтровала их в поисках отдельного аромата.

— Чувствуешь? — Эни не смотрела на Курта, но юноша понял, что она обращалась к нему.

— Что?

Движения губ Эни успокоили Курта. Ему не понравилась эта внезапная остановка времени — как будто само понятие движения замерзло вокруг тела Эни. Пусть лучше ерзает на месте — так спокойнее, так жизненнее. Что он будет делать, если вокруг него вновь замерзнет время? Не будет движения? Одиночество. Вновь один. Вновь вернется пустота. Она обернет его, как пушистое одеяло, но на самом деле мерзкое, душащее, оглушающее, отрезающее от звуков, от движения, от жизни. Нет, вокруг него должна быть жизнь! Он совсем недавно избавился от кошмаров, он слишком привык к этому жизненному чувству. Он не может потерять его, не может вернуться к той пустоте.

Курт жадно уставился в лицо Эни, словно голодающий на рассыпанные по столу крошки. Движения губ, раздувающиеся ноздри — есть, есть движение. «Не замирай, не отдавай меня тьме снова! — хотелось ему крикнуть. Эни повернула к нему голову. — Да, движение, движение — жизнь! Двигайся! Прочь, тьма! Прочь от меня! Прочь!»

Курт тяжело выдохнул. Чувство, словно воздух не хочет покидать тело. Переработанный, удушающий воздух цепляется за легкие, теряется, запутывается в ребрах и душит, душит, душит. Янтарные глаза сфокусировались на Курте. Все, теперь он точно знал, что Эни смотрит на него, видит теперь только его. Вдох-выдох. Новый вдох получился легко и успокоено.

— Так чувствуешь или нет? — Эни вопросительно ловила взгляд Курта. Тот старательно прятал глаза, опасаясь, что остаточные следы приступа отразятся в них болью. Курт расцепил свои руки и с удивлением заметил на коже красноватые отпечатки, словно кто-то с силой вдавливал в нее миниатюрные полумесяцы. Он настолько отвлекся, что не заметил, как вцепился ногтями в собственную кожу, да так, будто хотел прокопать все слои и добраться до сосудов. Засосало под ложечкой. Даже как-то подташнивать стало.

Курт с трудом оторвал взгляд от собственных рук и уставился на Эни. Она уже давно что-то ему твердила. Или что-то спрашивала. Сосредоточить внимание на ней оказалось ужасно сложным занятием. Интересно, чувствует ли то же самое Эни, когда, отвлекшись на что-нибудь экстраординарное, пытается вновь сфокусироваться на собеседнике? И как теперь по этой причине кидаться тапками в Эни, если он сам начинает замечать у себя подобную привычку?

— Что у тебя? — с трудом выговорил Курт. Янтарные глаза по цели, янтарные глаза по цели… Не отвлекаться, не отвлекаться…

— Аромат лимона. — Эни вновь принюхалась.

— Лимона? — Курт нахмурился. Спокойствие обрушилось на него лавиной апатии. Но именно эта доза апатии смогла уравновесить тревожную энергию, заставляющую биться его сердце с бешеной скоростью, а мышцы сводить судорогой. Вот он едва не задыхался, словно забывшийся эпилептик, и тут вдруг щелкнул незримый выключатель — и вуаля — разум наполнился холодным спокойствием. Дыхание стало ровным, ритмичным. Все что сейчас предстанет перед Эни во взгляде его — это лишь спокойствие, разумность, хладнокровие, — все то, за что его ценили окружающие, то, что позволило ему приобрести статус президента Ученического Совета.

Эни вопросительно глядела на него. Ее глаза всегда источали теплоту, даже в минуты расстройства или усталости. Курту очень хотелось широко ей улыбнуться. Ведь необязательно строить из себя ледяное полено перед Эни — она не оценит. Не эти черты в нем были ей по душе. Может, если бы они были одни, Курт смог бы расслабиться — наверняка смог бы. Только с Эни он мог ощущать ту умиротворенность, о которой не смел даже мечтать до встречи с ней. А так, не расслабишься. Чертова репутация. Он словно выполнял очередную каждодневную тренировку. «Я — лед, вокруг меня лед, и я вижу, как вы млеете от того, что я лед». Ну, ничего. Курт не жаловался. Тренировки тоже полезны.

— Лимоном пахнет. — Эни сглотнула. — Почему пахнет лимоном?

— Я ничего не чувствую.