«Ты просто обязан их увидеть!» — сказала она ещё на станции, много раз вспоминала об этом и в пути. Детский восторг, вспыхивающий в её глазах, как только речь заходит о снежном человеке, импонировал, нравился всё больше и больше. В конце концов, я махнул рукой на сомнения относительно несоблюдения маршрута и отдался во власть Зои. Она настолько жаждала поделиться своими переживаниями, что всю дорогу до заповедника буквально прыгала от счастья, словно щенок, которого долго держали взаперти, а потом выпустили на прогулку. Щебетала в унисон окружающей пернатой живности. Я был рад за неё: как говорится, чем бы дитя ни тешилось…
В то же время, внутри зародилась подленькая мыслишка, что восторги её как-то связаны, возможно, и со мной. Мне казалось, что Зоя так счастлива ещё и от того, что не кто-нибудь, а именно я сейчас нахожусь рядом, сопровождаю её в этом походе. Не уверен на все сто, но определённо, что-то тут есть.
— Можно пока просто полежать, — сказала Зоя, когда с бутербродами было покончено.
Расстелила подогревающую плёнку, и мы улеглись.
— Будем следить по очереди, — распорядилась Зоя и перевернулась на живот. — Я первая.
— Хорошо, — согласился я.
— Возможно, будешь смеяться, — говорила она, устраиваясь поудобнее, — но я придаю этому большое значение. Местные считают, что йети — хозяева леса, они чуют, с чем ты сюда пришёл. И не только сюда, а вообще. Понимаешь?
— Нет, — откровенно признался я.
— Балбес! — добродушно хмыкнула Зоя. — Я имею в виду: не только в этот лес, не сегодня, а вообще, в целом. Может быть, даже в этот мир.
— Ах, вот о чём ты… Смысл жизни и всё такое?
— Ну, можно и так сказать. Они — настоящие дети природы, при этом ещё и очень умные. Видят людей насквозь, понимают намерения, чувствуют, что ты несёшь с собой.
— Ага, — ответил я.
Накатывалась тяжёлая усталость, усугублённая плотным ужином. Глаза слипались сами собой. Разноцветные круги поплыли перед внутренним взором. Голос Зои был каким-то прерывистым и доносился откуда-то издалека. Смысл её слов воспринимался с трудом, будто речь шла о чём-то чудовищно сложном и заумном.
— Отчасти из-за этого я и притащила тебя в заповедник. У меня стойкое ощущение, что что-то не так. Словно мы делаем что-то не совсем хорошее. Вот и решила прийти сюда, чтобы узнать, правильно ли мы поступаем… И я сейчас не только о поисках отца…
Я не сразу осознал, что она говорит о чём-то очень важном, о чём-то таком тонком и едва уловимом, о том, о чём и сам переживал в последние несколько дней.
А может быть, только показалось, что Зоя говорила об этом? Возможно, я выдумал и домыслил уже позже, может быть, только приснилось.
Узнать было не суждено: я задремал. Причём на самом интересном месте: когда ещё слышишь, что происходит вокруг, но не придаёшь этому особого значения. И мне бы задержаться ещё на полминуты, узнать, что же Зоя имела в виду, да вот только не властны мы над сном. Это он забирает нас к себе по своему разумению, не считаясь с нашими интересами и пожеланиями…
— Прости, кажется, уснул, — встрепенулся я. — О чём ты говорила?
— В смысле? — Зоя повернулась, и я едва различил её лицо в наступивших сумерках.
— Когда засыпал, ты говорила о том, что… — Я замялся. — Ну, про то, что ты решила прийти сюда, чтобы узнать, правильно ли мы поступаем…