— Ты придаешь безбожно малую силу молве, и оттого медлишь по службе…

— Воистину! — поддержал Беликов, еще задыхаясь.

— Ах так! — улыбаясь, отвечал Немов. Вообще для него было крайне неприятно любое посягательство на чин, заработанный честно. Как правило, он не брезговал силой призвать к ответу. Однако от своих друзей офицер готов был слышать многое.

— Я хоть не был оконфужен маразматичным старикашкой, — сказал Немов, предвкушая победу и потирая свои черные блестящие как крахмал усы.

— Воистину! — поддержал теперь Василевский.

Смех пронзил обоих, задорный и детский.

Василий встряхнул головой:

— Оконфужен… Слово-то какое! Где вычитал? — энергия и сила вернулись к нему.

— Сегодня у нас девятнадцатый век, — паясничал Немов, — надобно соответствовать, Василий Робертович.

— Вы друзья мне? Таких врагу не пожелаешь, — сдерживая улыбку, парировал Беликов. — Ну, будет, будет. Лучше посмотрим на дам.

Немов, усмехнувшись, отмахнулся:

— Не мне женатому за юбкой волочиться. А вам бы двум придаткам не мешало.

Василевский, следя за толпой юных дам, заметил тихо:

— Зачем, по-твоему, придуманы любовницы, Владислав?

— На что намекаешь? — покачав головой, гордо отвечал Немов.

— Очень просто завести, как рыбку… — улыбнувшись, прошептал Василевский.

— Фу… — с явным притворством издал Немов.

Беликов глазел откровенно, согласно кивая словам Василевского. Они оба радовались многообразию красавиц, которые сами были не прочь пококетничать, завлекая мужские сердца все дальше и дальше от разума и здравого смысла. В этом есть ослепляющий аффект красоты.

Плавные мотивы вальса ласкали уши. Немов ощутил прохладное спокойствие и сделал победный глоток.

После все трое направились к месту, где собрались незамужние дамы. Место это было никем не условлено, но тайный инстинкт неодолимо влек туда всех мужчин. Прелестницы стояли на втором гостевом этаже, что вынуждало кавалеров подниматься по лестнице. Как в древних мифах избранные восходили на Олимп, три друга восходили вверх, чувствуя смущенные взгляды и невольно меняясь сами. Походка их становилась грациознее, лица безразличнее, а взоры… Они уже не те, что были на первой ступеньке. Бьюсь об заклад, вы бы не угадали в этих самоуверенных львах ни инфантильности, ни стеснения. Но даже Немов, убеждавший в своей безразличности к «юбкам», переменился. Что уж говорить о Василевском и Беликове.