И тут уж Андрей Василевский не выдержал и возразил искренне следующее:
— Все врут! Да и вообще ты бы потише с такими шутками.
— Согласен, — поддержал Немов, — вот бы была нелепость, если бы Кардов слышал…
Беликов потрепал свои золотые эполеты на мундире.
— Не каркай, обычно это мы их ведомство слушаем, а не наоборот.
— В каком таком смысле? — оскалился Василевский.
— Во всех, — холодно ответил Беликов. — А все же мы угодили хозяйке Елене своими костюмами. И это многое обещает, — Гости все прибывали, заполняя огромный зал, который от блеска платьев и украшений, казалось, превратился в большую кружевную снежинку.
Вокруг ходили новые люди. Дамы в нарядах откровенных и не подходивших историчности реконструкции привлекли внимание офицеров, от них не ускользнул недовольный взгляд Елены, обращенный к этим самым дамам. Так долго она готовила этот вечер. Так долго согласовывала платья. Юная жена уже входила в роль властной и требовательной хозяйки.
Василевский также потрепал свои эполеты.
— Чего мы стоим? Выбрались в общество, так пойдемте шалить! — сказал он.
— И впрямь, — поддержал Беликов.
Трио направилось к даме и мужчине, стоявшим напротив и окруженным большим количеством народа.
— Здравия желаю, господа, — игриво заговорил полненький престарелый мужчина небольшого роста с густыми глазками и волосами, укрывающими лысый затылок. Нос у него был смешной картошкой. Щеки дряблые от сытой лени. Но он обладал невероятно достоверным костюмом эпохи, что отличало его от окружавших. А помимо того, на груди его размещалась блистательная батарея медалей и лент.
— Добрый вечер, мальчики, ах, что за чудо у вас мундиры… — прибавила жена его, стоящая рядом. Она не слишком отличалась от мужа, за исключением зачесанных редеющих волос. И если бы на ней был мундир супруга, а на нем ее синее бальное платье, их с легкостью можно было бы спутать.
— Чрезвычайно рад, — Василевский уже хотел подать руку, но Беликов оттолкнул его в сторону и с приветственной улыбочкой сделал рукопожатие со словами: «Как приятно, Леон Соломонович, счастлив вашей компании». Затем подошел и господин Василевский, ну а потом, как по схеме, пожаловал Немов, неловко стоявший поблизости.
Этот полный дяденька вызывал не меньше интереса у присутствующих, чем хозяева. Все ежесекундно подходили с ним лобызаться. Простите за такое неудачное слово.
Чем же вызвано такое внимание? Ну разумеется, службой, ведь он советник президента. Зовут его Леон, он Соломона сын, откуда отчество, а фамилия Комки́н. Много государственных тайн слышали его маленькие ушки, оттого так высоко ценились везде, где бы ни появлялись.
— Как ваша служба, Василевский? — вдруг спросил Леон Соломонович.
— Все хорошо, — растерянно произнес Андрей. Из троих почтенных друзей он единственный не понаслышке знал Комкина, потому как именно Леон Соломонович вручал Андрею Максимовичу ту самую медаль президентской администрации.
— Нам на службу грех жаловаться! — резво вступил Беликов. Василий Робертович очень любил вступать резко, иногда вовсе не являясь участником разговора или не подозревая о его теме.