— Не на этот раз. Лили. Сейчас…
И Найт внезапно, с молниеносной быстротой рванул тонкую ткань. Послышался треск, и сорочка разошлась до самой талии. Он вцепился в края прорехи, грубо их распахнув.
Лили начала бешено сопротивляться. Бесполезно. Он просто прижимал ее к постели до тех пор, пока она не устала продолжать борьбу.
Теперь в глазах Лили застыл страх, но Найт отказывался жалеть девушку. Все это тоже только игра. В Лили нет ничего настоящего, неподдельного, кроме… кроме страсти. По крайней мере, этому он верил, и именно это пытался доказать.
Он схватил Лили за запястья и, рывком заведя ей руки за голову, уставился на упругие нежные груди:
— Эти сорочки, которые ты привыкла носить, не воздают тебе должного, дорогая. Твои грудки такие белые и полные, а соски… бархатистые, темно-розовые.
Он хотел коснуться ее, накрыть губами упругие холмики. Но нет, нужно сохранять выдержку.
— Прекратите, Найт. Почему вы делаете это? Я не шлюха… пожалуйста, позвольте мне объяснить!
— Ах как мило, Лили, — издевательски бросил он. — У вас, значит, есть, что объяснить мне? Сегодня днем, в библиотеке, у вас была полнейшая возможность сделать это. Но вы не сказали ни единого слова, не отрицали ни одного факта, не так ли? Ну на чем же мы остановились? Ах да, ваши прелестные груди. Не так уж велики, но форма… гладкость и нежность кожи… ах эта шелковистая кожа…
Продолжая одной рукой удерживать ее запястья, Найт, не отрывая глаз от лица Лили, коснулся пальцами другой руки ее груди. Тихий, отчаянный крик вырвался из горла девушки:
— Нет! Вы не можете сделать этого, Найт! Не можете заставить меня!
— Заставить? Вы хотите сказать, изнасиловать? Ну конечно, нет! Это не в моем стиле. Ни за что и никогда. По-моему, я уже как-то говорил вам. О нет, Лили, тебе ведь нравится это, правда? Скоро ты начнешь метаться, несвязно лепетать, требуя, чтобы я вновь и вновь касался тебя.
Его пальцы терзали крохотный сосок, и по его глазам Лили поняла, что он не остановится. Найт решил идти до конца. Лили обезумела. Она дралась, брыкалась, пытаясь вырваться, ударить его ногой.
— Пусти меня, Найт! Черт возьми, да убирайся же! Я закричу, честное слово, закричу! — Он отнял руку от ее груди и крепко запечатал рот Лили. Найт наклонился ближе, так, что их лица почти соприкасались.
— Не закричишь. Лили. Сейчас я поцелую тебя, и ты снова, ты снова захочешь меня, как в ту ночь, когда я спас тебя. Тише, Лили, молчи и поймешь, какие чувства я заставлю тебя испытать.
Лили ощутила на щеке его теплое дыхание, заметила в глазах чисто мужскую жестокость, и впервые за весь вечер волна нерассуждающего ужаса залила ее.
«О Боже, — подумала она, резко отвернув голову, — нет, ни за что».
Но его пальцы, вцепившись в челюсть, сильно, безжалостно повернули ее лицо, удерживая девушку на месте.
— Я не шлюха, Найт, — выдавила она, но ничто уже не имело значения, словно он был где-то не здесь, не в этом месте, а по ту сторону понимания и сочувствия. Его губы, твердые, теплые, накрыли ее рот, и она ощутила нежную, осторожную ласку языка. Лили протестующе застонала, и Найт вздрогнул, услышав этот сдавленный звук.
Что ей делать? Как заставить его увидеть правду, понять, раскаяться в содеянном?