Это проект на целое поколение вперед; для его претворения в жизнь потребуются усилия многих. Но что-то подобное этому, по моему мнению, должно стать этическим и функциональным соглашением. Мы уже двигаемся в этом направлении, но нам нужно сделать еще больше для расширения масштабов, улучшения планирования и реализации этого проекта. Нам также следует сделать что-то подобное для наших океанов, их охраны и использования только действительно необходимого минимума ресурсов настолько этично и эффективно, насколько позволяют нам наши технологии.
Глобальное потепление, изменение климата и ухудшение экологических условий доминируют в нашем коллективном сознании. Полагаю, что невозможно разумно доказать, что антропогенного изменения климата не происходит. До какой степени это дело наших рук и что мы должны сделать, чтобы это остановить, – подлежит обсуждению. На первый взгляд, сам факт, что мы изменили наш мир так кардинально, может подавлять и вводить в депрессию. Но нам следует воспринимать эту ситуацию по-другому. Мы изменили количество парниковых газов в атмосфере, что привело к потеплению и продолжит нагревать планету, пока не будет достигнуто новое равновесное состояние.
Это получилось у нас… случайно.
То есть я попытаюсь сейчас привести доводы рационального оптимизма. Представьте себе, чего мы можем достичь, если будем поступать по науке, если положим научные знания в основу политики, перестанем гнаться за лучшим средством в ущерб хорошему, снизим количество говорильни и коллективно примемся за работу. Мы сможем сделать наш мир лучше. Для себя я решил, что буду делать то, что в моих силах; для начала стану есть меньше мяса. Ключом к распространению такой практики станет не порицание мясоедов, а предложение альтернатив, которые будут показательно лучше.
Глава 19. Пинк
В дверь кабинета постучали. Затем заглянула Сьюзи, посмотрела на моего пациента, потом многозначительно – на меня.
– Гарет, не мог бы ты сейчас выйти в операционную на секундочку?
Для стороннего взгляда поведение Сьюзи было вполне естественным. Но я-то сразу понял, как только ее увидел, что она пытается сохранить внешнее спокойствие, чтобы не нервировать клиента. В нашей практике часто бывает, что ты не успеваешь попрощаться с одним пациентом и тут же перебегаешь в соседнюю комнату, чтобы начать осматривать уже нового щеночка. Иногда ветврач или медсестра то и дело бегают из одной комнаты в другую, изо всех сил стараясь не перепутать, кто и с чем у них сидит сейчас на осмотре.
– Срочно, срочно, срочно! – было реальным сообщением.
– Извините, я выйду на минутку, – сказал я своему пациенту. Его хозяин вежливо кивнул в ответ.
Выйдя из кабинета, я поспешил в операционную вслед за Сьюзи. Слегка помешкав у вращающихся дверей – никогда сразу не попадешь в створку, – я зашел в операционную, где на столе лежал щенок; Грейс держала одной рукой кислородную маску на морде у собаки, а в другой у нее был стетоскоп, которым она слушала сердечный ритм животного. Мы встретились взглядами, она едва покачала головой.
– Ничего, – просто сказала она.
– Реанимацию срочно.
– Все уже готово, – ответила Сьюзи. Их действия опережали мои мысли на шаг: я увидел, что ящик со всеми необходимыми реанимационными средствами уже открыт.
Медсестры пытались поменять внутривенный катетер, потому что предыдущий «забился»: через него в вену не поступало лекарство. К сожалению, именно в этот момент сердце у щенка решило остановиться; его маленькое сердечко перестало биться после нескольких дней борьбы. Это значило, что я не могу ввести ему жизненно важные лекарства. Его шансы на выживание в этой ситуации были близки к нулю и вовсе исчезнут, если я не сделаю что-нибудь сейчас. Я мог ввести лекарства подкожно или внутримышечно, но в обоих случаях щенок умрет прежде, чем лекарства начнут действовать. Оставался один вариант: вколоть лекарство внутрикостно. Он по размерам был не очень большой, а за последние несколько дней так и вовсе уменьшился; будет сложно попасть в нужную точку.
– Клипсу на головку берцовой! – скомандовал я. В таких ситуациях не до вежливых церемоний. Профессионалы понимают, что жизнь пациента в приоритете; задетые чувства подождут.
Одновременно я начал компрессию грудной клетки. Щенок был такого размера, что одной руки было достаточно; я нажимал ладонью ему на грудь и практически массажировал его сердце. Я пытался сделать так, чтобы кровь продолжала двигаться по телу, поставляя необходимый кислород в мозг и другие важные органы. Надо было давить на грудь с высокой частотой; для щенка это значит настолько часто, насколько это по-человечески возможно. Время от времени я делал паузу, чтобы Грейс могла дать ему глоток кислорода через маску. Маска была не столь эффективна как эндотрахеальная трубка, наверное, надо было ее ввести. Сьюзи уже подготовила ему правое бедро, прямо сверху над бедренной костью.
– Так, теперь вставляем трубку.
Это был следующий шаг. Грейс кивнула, сделала еще один впрыск кислорода через маску, подняла голову щенка и направила на меня.
– Давай! – скомандовала она. Я схватил со стола ларингоскоп – он поможет мне видеть внутри пасти щенка, вниз по гортани до трахеи, туда, куда надо было ввести трубку. Я разжал щенку челюсти, отодвинул в сторону язык, Сьюзи передала мне зонд.