Мао пересек Дадухэ по мосту 31 мая 1935 года. До ненавистной встречи с Чжан Готао оставалось всего лишь около 300 километров. Между ним и авангардом Готао, идущим навстречу, возвышалась Большая Снежная гора. Несмотря на название — и легенду, — на вершине, куда забрались красные, по словам местных жителей, никакого снега не было. Но было холодно, слякотно, дули пронизывающие ветры, а самое неприятное — многие, чтобы облегчить свою ношу, бросили теплую одежду в субтропической низине. Все, чем они подкрепились перед подъемом, — кипяченая, приправленная перцем вода. Хотя переход занял всего один день, на горе погибло много народу, отчасти из-за высоты (более 3 километров), но главным образом потому, что люди уже были ослаблены перенесенными лишениями.
Почти восемь месяцев участники похода шли практически безостановочно; половину этого времени бесцельно, как с военной точки зрения, так и с точки зрения выживания, но вполне осмысленно с точки зрения восхождения Мао к власти. Кроме вражеских атак, их изводили бесчисленные болезни. «Все мы были страшно завшивлены, — вспоминал Браун. — Свирепствовала дизентерия с кровавым поносом, появились первые случаи тифа… Наш путь был усыпан трупами: убитые, замерзшие или просто истощенные». Хуже всех приходилось тем, кто нес носилки с вождями и тяжелые грузы. Некоторые носильщики, присев отдохнуть, уже не вставали.
Мао шел в гору пешком, опираясь на палку. Он держался гораздо лучше, чем его молодые охранники, потому что в походе лучше питался и больше отдыхал.
Люди Готао ждали их по другую сторону горы в тибетском поселении домов на сто. Они пришли не с пустыми руками — подготовили не только продовольствие, но и одежду, и обувь, шерстяные носки, одеяла, перчатки и такие деликатесы, как консервированный желтый горох, чай и соль. Эта армия была хорошо накормлена и хорошо экипирована, ей даже было чем поделиться. Мао и другие лидеры получили дополнительное продовольствие, лошадей, ослов, шерстяные костюмы. Для Мао выбрали послушную лошадь, а для его медицинского обслуживания — мужчину-врача.
Неделю спустя, 25 июня 1935 года, Готао, в течение трех дней пробиравшийся через девственные леса и каменистые ущелья, прибыл на встречу с Мао и его соратниками в деревеньку Фубянь. Наконец свершилось официальное соединение двух самых больших коммунистических армий.
Через несколько дней, 4 июля, брат жены Чан Кайши, Кун Сянси (президент Центрального банка Китая и министр финансов), нанес визит советскому послу Дмитрию Богомолову якобы для обсуждения действий Японии в Северном Китае. В самом конце беседы Гун заметил, что Чан очень хочет увидеть своего сына. То есть Чан передавал Сталину: «Я сохранил две главные Красные армии, позволил им соединиться, а теперь будьте добры, верните мне сына». — «Мы не препятствуем его отъезду, — ответил Богомолов откровенной ложью, — но, насколько я знаю, он сам не хочет никуда ехать».
Хотя Чан так и не получил сына, он достиг своей цели: обеспечил центральному правительству власть над тремя юго-западными провинциями. Военный диктатор Гуйчжоу был вынужден покориться и после щедрого вознаграждения покинул свою вотчину. Правитель Юньнани остался и установил хорошие отношения с Чаном (на некоторое время). Поскольку армия Чана, преследуя Мао, находилась в Сычуани, он сам вернулся туда в мае, чтобы принять власть над этой стратегически важной — и самой населенной — провинцией. Он провел там месяцы, напряженно превращая Сычуань в свою базу для войны с Японией.
Мао тоже добился своей цели. Навязав Красной армии двухтысячекилометровый кружной путь, он выиграл время для упрочения своего ставленника Ло Фу де-факто на посту лидера партии и, как серый кардинал, подмял под себя партийное руководство. Шансы Готао серьезно сократились. Из-за интриганства Мао его армия уменьшилась на десятки тысяч человек и теперь представляла собой около десяти тысяч голодных и измученных несчастных в лохмотьях. Но его это не волновало. Армию можно было воссоздать.
Как всегда, Мао считал Кремль своей единственной надеждой в стремлении завоевать Китай. Ближе, чем когда-либо, подойдя к контролируемой русскими территории, он завел разговоры о «материальной и технической помощи» из советской Средней Азии. На данный момент его главной целью было не допустить, чтобы Чжан Готао, чья армия превосходила остатки его армии в восемь раз, получил доступ к советскому оружию — или к кремлевскому представителю — раньше его.
Глава 14
Великий поход III: монополизация связи с Москвой
(1935 г.; возраст 41 год)
Когда обе армии объединились в июне 1935 года, силы Мао, известные как 1-я фронтовая Красная армия и находившиеся под непосредственным руководством партии, оказались на грани распада. В Великом походе первоначально участвовало 80 тысяч человек из этой армии. Теперь численность армии Мао снизилась до 10 тысяч — одной восьмой от общего числа участников. Она потеряла почти все тяжелое вооружение, а в винтовках оставалось в среднем всего по пять патронов. Чжу Дэ жаловался своему старому другу Чжан Готао, что его армия «прежде была гигантом, а теперь от нее остался лишь скелет. Она больше не может сражаться».
В отличие от армии Чжу Дэ армия Готао, чья численность в начале похода составляла 20 тысяч человек, выросла в четыре раза и составила 80 тысяч. Солдаты были накормлены, великолепно обучены и снаряжены пулеметами, минометами, имели достаточно боеприпасов.
Готао встретил своих товарищей во всеоружии. Это был «высокий, величавый мужчина лет сорока», вспоминал Отто Браун, который «принял нас как хозяин гостей. Он вел себя очень уверенно, прекрасно осознавая свое военное превосходство и власть. Его люди контролировали большую часть скудных запасов этого района, необходимых для обеспечения десятков тысяч солдат Красной армии. В своих честолюбивых замыслах он не уступал Мао».
Наступил момент, когда Готао должен был получить назначение и мог претендовать на пост главы партии или начальника армии. Мао не хотел, чтобы он стал ни тем ни другим. Это был момент истины.
Казалось, что все против Мао, однако после воссоединения с армией Готао он остался победителем благодаря трем политикам, которые были рядом и сформировали ядро правящей верхушки партии, Секретариат, — Ло Фу, Чжоу Эньлай и Бо Гу.
Что касается Ло Фу, то он не рассчитывал удержаться на столь высоком посту без поддержки Мао. Более того, когда Мао решил отправить армию в обход, Ло предпочел дать согласие, нежели рисковать своим новым назначением. Чжоу Эньлай действовал в сговоре с Мао. Со стороны казалось, что меньше всего потерял бы Бо Гу, перейдя на другую сторону, ведь его выталкивали из кресла Мао и Ло Фу. Но поскольку речь шла о разрушении армии, он пошел на компромисс, предпочел отказаться от борьбы и теперь был совершенно сломленным человеком.
Итак, несмотря на появившийся шанс сговориться с Готао и отделаться от Мао, высшие чиновники предпочли этого не делать, исходя из своих личных интересов. Если бы теперь они принялись обвинять Мао во всех грехах, то это вызвало бы естественный вопрос «А где были вы?». Это означало бы, что у них был выбор, от которого они отказались, и, таким образом, их нынешнее положение было бы поставлено под сомнение. В целях самозащиты они решили придерживаться простой версии: 1-ю фронтовую Красную армию разбили более мощные силы националистов. Чтобы еще больше поддержать свой образ стойких военачальников, они попытались очернить армию Готао, которая выиграла несколько тяжелых сражений. Поскольку военное искусство солдат Готао было безупречно, чиновники избрали политическую тактику очернения, утверждая, что армия пострадала от «военной диктатуры» и «политической отсталости», а ее солдаты были «настоящими бандитами».
Эти обвинения вызывали ярость среди солдат Готао. Оба лагеря принялись клеветать друг на друга, и люди Готао одержали в этой борьбе легкую победу. Плачевное состояние 1-й фронтовой Красной армии было ясно всем, и презрение, которое она вызывала, переносилось и на ее начальников.