Тогда и я почувствовала запах плесени, запах влажного сумрака, похожий на тяжелый подвальный воздух, поднимавшийся из внутреннего двора в ту ночь, когда я застала Кармина сидящим на площадке. Я зажала рукой сумку из страха, что все вдруг упадет и рассыпется в пыль, в горсти бурого праха на дне сумки. Я не ответила на его вопрос, и он наконец поймал собаку за ошейник и затащил внутрь.

— Может быть, завтра, — сказала я. — Если не буду нужна Адему, я узнаю это сегодня вечером…

— Конечно, — повторил он и закрыл дверь.

Минуту я стояла неподвижно возле закрытой двери с тяжелым сердцем и странным ощущением, что это мне было в чем-то отказано. Потом я услышала, как Жозеф тихо скребется в дверь, — он знал, что я все еще стою на пороге, — после чего я повернулась и ушла.

Парк был безлюден. Я вошла через центральные ворота и долго бродила по аллеям. Сегодня не было ни толпы, ни сумасшедшего певца, рассказывающего о приключениях сына короля, ни тебя, сидящего на краю пруда, опустив ноги в воду и готового тотчас сбежать. Осторожно прижав сумку к груди, я снова и снова обходила лужайки. И с ужасом думала о том, что страх быть пойманным заставил тебя исчезнуть, а может быть, ты спрятался в лесу, между деревьев или следил сейчас за мной, скрываясь в полумраке. Мне не хватало смелости зайти в эту синюю ночную тьму, в эту тишину, которая — кто знает! — несла чудеса или опасность.

Тогда я остановилась на опушке и стала знаками звать тебя. Сначала я шептала твое имя, надеясь, что ты прочтешь его по моим губам, потом выкрикнула громко. На мгновение я задерживала дыхание и напрягала слух, проходила двадцать шагов вглубь и начинала звать и манить снова, потом еще двадцать шагов и еще двадцать. Мне вспомнилось, что я так же искала тебя, когда мы были детьми, с той же упорной, почти математической последовательностью, когда ты прятался и не желал отзываться, играя в прятки. Ты был ветром и едва шевелил траву, ты был пустотой, ты был светом — так ты говорил мне, когда я наконец находила тебя. Я ругала тебя, потому что часами искала с нарастающим страхом, боясь, что ты исчез навсегда, что не можешь вернуться или по каким-то тайным причинам решил навсегда остаться воздухом или пустотой, и тогда мне пришлось бы искать тебя в каждом атоме света, в каждом лучике солнца.

Так я и нашла тебя. Ты лежал в траве неподалеку от опушки леса. Лежал неподвижно, руки и ноги были раскинуты в стороны, словно ты упал прямо на бегу. Ты не пошевелился, даже когда я подошла на несколько шагов. На мгновение мне показалось, что ты умер, — эта мысль ножом пронзила мне сердце, я присела возле тебя и поднесла руку к твоим губам, смутно надеясь, что запах прошлого, запах плесени, по странному волшебству пробудит тебя ото сна. Я почувствовала твое ровное дыхание, оно было слишком слабым, но ты все еще дышал. Я тихо села в траву рядом с тобой. Смотрела на тебя — твое лицо казалось более бледным и изможденным, чем в последний раз, рукава были засучены, и я увидела твои тонкие, худые запястья, они были обведены шрамами — бледными вздувшимися полосками, похожими на дешевые браслеты. Теперь я почувствовала твой запах: он был сильным и не слишком приятным, но он означал, что ты находишься здесь, и потому не отталкивал меня.

Я долго сидела рядом и не будила тебя. Смотрела, как вздрагивают твои веки, как трепещут ресницы; потом ты застонал, я протянула руку, тихонько подложила ее тебе под голову, и ты затих. Вскоре скрылось солнце. Испугавшись, что ты замерзнешь, я сунула руку в сумку, вынула наши старые вещи, развернула плащ с оранжевыми цветами и накрыла им твои плечи.

Вскоре ты проснулся. Я не смотрела на тебя в тот момент, когда ты открыл глаза, следила за облаками, которые собирались в небе, и думала о том, что делать, если пойдет дождь, как вдруг услышала твой голос:

— Все так, король все тот же. Ну, я тут подумал… Значит, мы с вами из одной семьи.

Я повернулась к тебе и увидела, что ты наблюдаешь за мной, твой взгляд был все еще мутным ото сна, но уже подозрительным. Я догадалась, что тебе тут же захотелось сбежать, скинуть плащ и сбежать, может, даже на четвереньках, в ближайший лес. Ты медленно выпрямился и закашлялся так сильно, что казалось, кашель разрывает тебе грудь. Ты посмотрел на странный плащ, сползающий с твоих плеч, и уронил его на землю, не пытаясь удержать.

Давно я не видела тебя так близко. Я разглядела нежный пушок, оттенявший твою верхнюю губу и щеки, пятнышко на радужной оболочке левого глаза, словно блик света на шарике из стекла. «С чего начать, с чего же начать?» — думала я. По мере того как ты просыпался, маска враждебности и недоверия застывала на твоем лице, и я подумала, что мне нужно успеть до того, как зверь снова возьмет над тобой власть и ты окончательно отдалишься от меня, а ведь кто знает, не был ли ты в своих снах ближе ко мне, чем сейчас, наяву?

— Это значит, что мы брат и сестра, — быстро прошептала я. — Ты не узнаешь меня, но это неважно, я ведь тоже многое забыла. Послушай меня. Ты родился в Рождество. Когда мама спросила, как тебя окрестить, я придумала тебе имя — Ноэль,[4] но чаще всего я звала тебя Нело, потому что это имя больше напоминало мое; когда меня спрашивали, как меня зовут, я отвечала Нела, потому что мое настоящее — мое первое имя — Элен.

На мгновение я замолчала. Вглядывалась в твое лицо, пытаясь увидеть хоть проблеск воспоминаний в твоих глазах. Ты внимательно смотрел на меня, прищурившись, выражение твоего лица было суровым, а шрам на щеке белел, подчеркивая твой гнев.

— Но имена — это не самое главное, — лихорадочно добавила я. — Имен я придумала много, я рассказывала тебе сказки, все наше детство я рассказывала сказки и в каждой из них давала тебе новое имя.

Ты пожал плечами. Смотрел на меня, улыбаясь уголком губ, с той стороны лица, где не было шрама, и это выглядело очень странно: одна половина лица казалась сердитой, а другая улыбалась. Но эта улыбка была не доброй, не веселой, а злая половинка твоего лица на самом деле выглядела не такой, какой представлялась. Ты порылся в кармане штанов, выудил оттуда сигарету и прикурил. Это был уже ставший коричневым окурок, видно, ты не раз зажигал его.

— Забавная история, — бросил ты ироничным тоном. — И знаете что? Это правда, у меня полно разных имен. Я жил во многих семьях, и невероятно, но каждый раз они давали мне другое имя. Как будто это могло что-нибудь изменить.

— В разных семьях? — неуверенно повторила я. — Ты хочешь сказать, в разных домах.

Ты опять пожал плечами, затушил окурок в траве и снова сунул его в карман.

— И в домах тоже.