Величайший немецкий композитор, пианист и дирижер Людвиг ван Бетховен (1770–1827) не был женат. На следующий день после его смерти, 27 марта 1827 г., в его шкафу был найден портрет графини Терезы Брунсвик и загадочное письмо[76], написанное карандашом на десяти маленьких страницах. Кому было адресовано неотправленное письмо, неизвестно. Стояла только дата — «6–7 июля». Впервые письмо было опубликовано в 1840 г. помощником и биографом Бетховена Антоном Шиндлером[77] и сразу стало будоражить умы общества. Кому же объяснялся в любви великий композитор? Письмо получило название «Бессмертной возлюбленной». Про него написаны книги, снят фильм, в попытке узнать истину проведены настоящие детективные расследования. Почти 200 лет исследователи жизни и творчества Бетховена бьются над тайной адресата, но пока безрезультатно.

Бетховен происходил из не слишком обеспеченной семьи, с детства ему пришлось работать, чтобы помогать двум младшим братьям. Отец мечтал сделать из него второго Моцарта, но вундеркинда не вышло, хотя к 20 годам Бетховен уже был известен как пианист-виртуоз. Естественно, уроки игре на фортепиано стали для него надежным доходом. Начавшаяся глухота, болезни[78], тяжелый характер доводили Бетховена до полного отчаяния и даже мыслей о самоубийстве. И тут в 1796–1799 гг. его ученицами стали две молоденькие венгерские графини фон Брунсвик де Коромпа — Тереза (1775–1861) и Жозефина (1779–1821), а также их брат Франц (1777–1849). Именно Францу Бетховен посвятил «Аппассионату».

Все были молодые, веселые и очень талантливые. Безусловно, Бетховен радовался таким ученикам не только из-за денег. В 1799 г. к Брунсвикам присоединилась их двоюродная сестра графиня Джулия Гвиччарди (1784–1856). Шестнадцатилетняя Джулия была так мила и кокетлива, что Бетховен решил не брать у нее денег за уроки, но она платила ему собственноручно вышитыми сорочками. 16 ноября 1801 г. Бетховен писал своему другу Францу Герхарду Вегелеру: «Жизнь моя снова стала немного приятнее, я снова в разъездах, среди людей — вы не можете себе представить, как опустошена, как грустна моя жизнь за эти два последних года; перемена эта была вызвана милой, очаровательной девушкой, которая любит меня и которую я люблю. Через два года я снова наслаждаюсь моментами блаженства, и это первый раз, когда я чувствую, что брак мог бы сделать меня счастливым, но, к сожалению, она не моего положения, я уж точно не мог бы теперь жениться». В 1800–1801 гг. Бетховен написал Sonata quasi una fantasia, получившую позже народное название «Лунная соната». Это произведение он посвятил Джульетте (использовал итальянский вариант имени Джулия). В 1823 г. Бетховен признался Антону Шиндлеру, что был влюблен в Джулию. Шиндлер, обнаруживший и опубликовавший письмо, решил, что «Бессмертная возлюбленная» — это и есть графиня Джулия Гвиччарди. Версию приняли, хотя она вызвала много вопросов, прежде всего у семьи Брунсвик. Рядом с письмом был портрет Терезы Брунсвик. Сама Тереза в дневниках писала, что в 1806 г. стала чуть ли ни невестой Бетховена (позже выяснилось, что часть ее дневников была подделкой). При этом она говорила о романе Бетховена с сестрой Жозефиной Брунсвик. Значит, не Тереза. Джулия или Жозефина?

Жозефина сама признавалась, что так же была страстно влюблена в Бетховена и про их отношения знала вся семья. Жозефина по своему статусу не могла стать женой Бетховена, по настоянию матери она вышла за графа Йозефа фон Дейма (1752–1804). После свадьбы Бетховен по-прежнему давал ей уроки, они много общались, а после смерти графа композитор бывал у нее каждые два дня. Между 1804 и 1809 гг. Бетховен написал ей не менее 14 любовных писем, некоторые из них весьма страстные. Временами Бетховен и Жозефина расставались, но по одной из версий он стал отцом седьмого ребенка Жозефины — Миноны (р. 1813). Исследователи даже обнаружили, что странное имя Минона в зеркальном отражении превращается в «Аноним». В это время Жозефина была замужем за эстонским бароном Кристофом фон Штакельбергом (1777–1841).

В середине ХХ в. было проведено серьезное научное исследование письма. Анализ водяного знака на бумаге дал время и место написания: 1812 г., чешский Теплице. В 1803 г. графиня Джулия Гвиччарди вышла замуж за австрийского композитора графа Галленберга (1780–1839), уехала с мужем в Неаполь и, скорее всего, не контактировала с Бетховеном.

Значит, Жозефина? Нет никаких свидетельств, что Жозефина была в это время в Праге и Карловых Варах. Кто же тогда?

В 1955 г., спустя 143 года, появилось новое имя — Антония Брентано (1780–1869). Она была дочерью австрийского дипломата, в 18 лет вышла замуж за франкфуртского купца Франца Брентано, сводного брата известной уже вам Беттины фон Арним, которая и познакомила Брентано и Бетховена в 1810 г. Антония признавалась, что Бетховен стал «одним из ее самых дорогих людей» и что он навещал ее «почти каждый день». Антония стала одной из центральных женских фигур в жизни и творчестве великого композитора. В XX в. удалось найти доказательства, что Антония с мужем была в Карловых Варах в то время, когда писалось письмо. Так, значит, она? При этом авторы версии и биографы Бетховена Жан и Бриджит Массин считают, что многочисленные письма, которые Бетховен написал Антонии, доказывают, что между ними существовала настоящая и глубокая, но только формальная дружба и Бетховен, кажется, всегда воспринимал Франца, Антонию и их шестеро детей как неразрывное единство. Нет никаких других доказательств их романа. Поэтому Антония — лишь одна из версий.

Ангел мой, жизнь моя, мое второе я — пишу сегодня только несколько слов и то карандашом (твоим) — должен с завтрашнего дня искать себе квартиру; как это неудобно именно теперь. 3ачем эта глубокая печаль перед неизбежным? Разве любовь может существовать без жертв, без самоотвержения; разве ты можешь сделать так, чтобы я всецело принадлежал тебе, ты мне, Боже мой! В окружающей прекрасной природе ищи подкрепления и силы покориться неизбежному. Любовь требует всего и имеет на то право; я чувствую в этом отношении то же, что и ты; только ты слишком легко забываешь о том, что я должен жить для двоих, — для тебя и для себя; если бы мы совсем соединились, мы бы не страдали, ни тот ни другой. — Путешествие мое было ужасно: я прибыл сюда вчера только в четыре часа утра; так как было слишком мало лошадей, почта следовала по другой дороге, но что за ужасная дорога! На последней станции мне советовали не ехать ночью, рассказывали об опасностях, которым можно подвергнуться в таком-то лесу, но это меня только подзадорило; я был, однако, неправ: экипаж мог сломаться на этой ужасной проселочной дороге; если бы попались не такие ямщики, пришлось бы остаться среди дороги. — Эстергази отправился другой обыкновенной дорогой на восьми лошадях и подвергся тем же самым неприятностям, что я, имевший только четырех лошадей; впрочем, как всегда, преодолев препятствие, я почувствовал удовлетворение. Но бросим это, перейдем к другому. Мы, вероятно, вскоре увидимся; и сегодня я не могу сообщить тебе заключений, сделанных мною относительно моей жизни; если бы сердца наши бились вместе, я бы, вероятно, их не делал. Душа переполнена всем, что хочется сказать тебе. Ах, бывают минуты, когда мне кажется, что язык наш бессилен. Развеселись, будь по-прежнему моим неизменным, единственным сокровищем, как и я твоим, об остальном, что должно с нами быть и будет, позаботятся боги.

Твой верный Людвиг

Ты страдаешь, ты, мое сокровище! Теперь только я понял, что письма следует отправлять рано утром. Понедельник, четверг — единственные дни, когда почта идет отсюда в К. Ты страдаешь; ах, где я, там и ты со мной; зная, что ты моя, я добьюсь того, что мы соединимся; что это будет за жизнь!!!! Да!!!! без тебя же буду жить, преследуемый расположением людей, которого я, по моему мнению, не заслуживаю, да и не желаю заслуживать; унижение же одного человека перед другим мне тяжело видеть. Если же взгляну на себя со стороны, в связи с вселенной, что значу я? Что значит тот, кого называют самым великим? Но в этом-то сознании и кроется божественная искра человека. Я плачу, когда подумаю, что ты не раньше субботы получишь весточку от меня. Как бы ты ни любила меня, я все-таки люблю тебя сильнее; будь всегда откровенна со мной; покойной ночи! Так как я лечусь ваннами, я должен вовремя идти спать (здесь три или четыре слова зачеркнуты рукою Бетховена так, что их невозможно разобрать). Боже мой! чувствовать себя в одно время так близко друг от друга и так далеко! Не целое ли небо открывает нам наша любовь — и не так же ли она непоколебима, как небесный свод?

Здравствуй! Едва проснулся, как мысли мои летят к тебе, бессмертная любовь моя! Меня охватывают то радость, то грусть при мысли о том, что готовит нам судьба. Я могу жить только с тобой, не иначе; я решил до тех пор блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии прилететь с тем, чтобы броситься в твои объятия, чувствовать тебя вполне своей и наслаждаться этим блаженством. К сожалению, это надо; ты согласишься на это тем более, что ты не сомневаешься в моей верности к тебе; никогда другая не овладеет моим сердцем, никогда, никогда. О, Боже, зачем покидать то, что так любишь! Жизнь, которую я веду теперь в В.[79], тяжела: твоя любовь делает меня и счастливейшим и несчастнейшим человеком в одно и то же время; в моих годах требуется уже некоторое однообразие, устойчивость жизни, а разве они возможны при наших отношениях? Ангел мой, сейчас узнал только, что почта отходит ежедневно, я должен кончать, чтобы ты скорей получила письмо. Будь покойна; только спокойным отношением к нашей жизни мы можем достигнуть нашей цели — жить вместе; будь покойна, люби меня сегодня — завтра — о, какое страстное желание видеть тебя — тебя-тебя, моя жизнь (почерк становится все неразборчивее), душа моя — прощай — о, люби меня по-прежнему — не сомневайся никогда в верности любимого тобою Л.

Люби навеки тебя, меня, нас.