Лизен повернулась ко мне:

– Тогда это он устроил поджог в доме престарелых и…

– Что тебе известно об этом? – перебил ее Джонни.

Теперь он шагнул к Лизен. Дуло ружья маячило в пятидесяти сантиметрах от ее живота.

– Больше, чем ты думаешь, – огрызнулась Лизен. – Бергстрём кое-что успел рассказать, прежде чем свалился с ног от усталости.

– Ты намерен всех нас перестрелять? – обратился я к Бенгтссону.

Он переложил ружье в правую руку и пригладил левой подбородок.

Джонни думал, и, похоже, это давалось ему нелегко.

– Я хочу знать, что здесь произошло, – заявил он.

– Всем нам здесь известно, что ты сжег старика Йоте Сандстедта в Хёкёпинге, пытался подпалить мой дом в Солльвикене и порезал мне шины. Ты, конечно, можешь нас перестрелять, но в этом случае Бергстрёма тоже спишут на тебя и доказать что-либо будет сложновато.

Джонни Бенгтссон снова наморщил лоб:

– Но что вы сделали с Бергстрёмом, он мертв?

– Иди и посмотри сам. – Я кивнул на комнату, в дверном проеме которой матово блестели начищенные ботинки Бергстрёма.

Очевидно, Джонни Бенгтссон умел соображать, но ему требовалось на это время.

Между тем ружье повернулось в сторону Арне.

Когда Бенгтссон скосил глаза на Бергстрёма, я попытался подняться, но Лизен оказалась проворней. В мгновение ока она бросилась на Бенгтссона, и оба покатились по полу. Я плюхнулся на них с кресла.

– Чертова девка… – хрипел Бенгтссон.

Оба вцепились в ружье мертвой хваткой. Я потерял равновесие и откатился в сторону.

Бенгтссон лежал на спине. Лизен ткнула ему пальцем в глаз, и он завыл. Потом выпустил ружье, получив кулаком в промежность, и Лизен вцепилась в приклад. Бенгтссон схватился за дуло, которое поворачивалось то в одну, то в другую сторону. Арне спрятался за диваном.

Я подполз к ним на коленях и попытался выдернуть ружье из рук Бенгтссона. Лизен держалась за приклад, сидя верхом на противнике. Ружье повернулось, и грянул выстрел.