Бергстрём посоветовал Лизен подумать о том, что ее ждет, пока он выкурит сигару.
Он тщательно ко всему подготовился, показал ей виниловые диски: Анита Линдблум, Лилль-Бабс, Конни Фрэнсис и Сив Мальмквист, – но поставить обещал «Living Doll» Ричарда Клиффа. И вытащил из футляра горчичного оттенка трость.
На трость велел обратить особое внимание – представить, как Лизен будет больно, когда ее спина станет полосатой, словно шкура зебры.
Потом он вышел и вернулся взбешенным. Чертов журналист!
Явился подсматривать и мешать.
Вероятно, ему тоже стоит преподать урок.
Герту-Инге было многое о нем известно. Стоило оторвать скотч от губ Лизен – и она выложила все, что знала. Но он оставил маленькие разноцветные прищепки торчать на ее ягодицах и вытирал с ее щек пот и слезы, пока она, умоляя и вскрикивая, рассказывала об Анетте Якобсон и о том, как они снимали его в Мальмё. Анетта Якобсон. Надо будет ею заняться.
Но сегодня речь шла о Лизен.
А теперь еще и о журналисте, вспомнил Герт-Инге.
Он тоже попробует трости, когда очнется как следует.
Посмотрим, придется ли она ему по вкусу.
Глава 66
Режущий глаза белый свет вернул меня в сознание.
Острая боль в правом боку притупилась, зато теперь словно кто-то сдавливал мне грудную клетку стальным обручем.
Лизен лежала в том же положении.
Она хотела что-то сказать заклеенным ртом, мычала и трясла головой снизу вверх, похоже побуждала меня подняться.
– Я парализован, – огорчил я Лизен.
Бергстрёма я не видел.
Лизен еще раз вскинула голову.