– То есть?

– Всегда в себе, разговаривал редко. Не знаю, чем Катя его раздражала, но…

– Что? – насторожился я.

– Я думаю, она ему нравилась. Вряд ли он мог на что-то рассчитывать. Катя считалась у нас первой красавицей и всегда знала, чего хочет. А Герт-Инге был толстый. С виду сильный, но совсем не привлекательный. И плохо одевался. Мне всегда казалось, что костюмы он шьет себе сам.

Дом Агнеты Мелин стоял на окраине Андерслёва. Мы беседовали на просторной кухне, оборудованной по последнему слову техники. Правда, создавалось впечатление, что все модные прибамбасы висят здесь для вида. Агнета спросила, будет ли нам удобно разговаривать на кухне. Но я бывал в квартирах меньших, чем одна ее кухня, поэтому легко согласился.

Агнета была домохозяйка. Ее муж содержал мебельный магазин где-то между Треллеборгом и Сведалой. Вряд ли особо прибыльный.

– Мы должны быть счастливы, что вообще можем торговать мебелью, когда на свете существует «Икея», – вздохнула она.

Я достал школьный снимок.

Агнета взяла его, прищурила глаза, потом вытянула руку.

– Это ужасно, но я должна сходить за очками.

Через некоторое время она вернулась в маленьких очках с четырехугольными стеклами.

– Боже, как мы были молоды! А вот я, как я ненавидела эту юбку!

– Расскажите, пожалуйста, о Герте-Инге Бергстрёме, – попросил я.

– Рассказывать особенно нечего. Он держался сам по себе, ни с кем не водился. Учился ни хорошо ни плохо.

– Но ведь вам приходилось общаться с ним каждый день.

– Каждый день? – Агнета рассмеялась. – Нет, вы сильно преувеличиваете. Если Катя стояла на верхней ступеньке в школьной иерархии, то Герт-Инге, можно сказать, занимал самую нижнюю. А вот его мама…

– Говорят, у него были проблемы дома? – перебил я.

Агнета Мелин кивнула:

– Именно. Он часто пропускал школу. Ходили слухи, что мама его бьет.

– Но в то время это было в порядке вещей?