— Отлично. Как я понял мы находимся на территории, огороженной высоченным забором из какого-то чёрного металла. Кого от нас защищают?

— Аха-хах... ох... наивно полагать, что кому-то вообще нужна защита от нас, — пережёвывая мясо произнёс Жусар. После его ответа Олдор «нервно глотнул».

— Кхм... может защищают от того громадного чудовища?

— Нет. Не думаю, — вдумчиво сказал Жусар. Он поднёс кусок мяса к краю губ, чтобы на него капала кровь, — так вкуснее, и нечего добру пропадать.

— Ничего не понимаю! Зачем тогда нужен этот гигантский забор? — спросил Олдор, и поправил наплечник.

— Как мне и моим друзьям, — он указал ногой на могильные камни, — удалось выяснить, дело обстоит примерно так. Ограда нужна, чтобы дать шанс для совсем слабых и тупоголовых скелетов, которые только-только появились на землях нежити. В каком-то смысле родились. Мы называем это место загоном или Цыплятником, по одной из наших теорий таких загонов по всему Древнему Кладбищу сотни, если не тысячи. Ты уже, наверное, сообразил, что вне Цыплятника царит немыслимый кошмар... ад на земле. Не факт, что дело обстоит именно так, но лично я в этом не сомневаюсь.

Олдор с отвращением смотрел на то, как Жусар пожирает коричневатое мясо, залитое собственной кровью. Он просто не мог поверить, что вне загона может быть ещё хуже:

— Допустим, тебе виднее. Но чудовище, которое таскает с собой гроб. Зачем оно нужно в Цыплятнике, исполняет роль хитрого лиса или что? 

— Ты про кладбищенского голема. Мы дали ему имя: дядюшка Выр. Он так звучно рычит, до дрожи пробирает. У-ух! Предположительно, голем исполняет роль мамаши, педагога или тренера. В общем, именно дядюшка Выр закаляет наши тело и характер. Он решает, когда «детишки готовы к свободному плаванью», — доедая мясо рассказал Жусар.

— Весьма логично. Так значит он сам открывает ворота, перестаёт нападать?

— Размечтался... Ключ в его гробу, который всегда с ним. Лишь тот сможет открыть ворота, кто доберётся до него. Это уже не предположение. Самая первая запись в книге именно о ключе и воротах. 

— Кому-то удавалось выбраться? — спросил Олдор.

— Конечно. На каждую сотню, или тысячу приходится примерно один, кто сможет уйти. Тебе, я уверен, интересно: почему за двадцать лет я так и не выбрался наружу? — спросил Жусар и посмотрел на скелета, затем его единственный глаз, как-бы невзначай, покосился на золотое кольцо.

— Угу, — кивнул Олдор.

— А я решил накопить миллион душ в Цыплятнике. Да, это в сотни раз дольше, чем снаружи. Я так думаю и вряд ли ошибаюсь... Но суть в том, что здесь я уже точно не ошибусь, не получу смертельный сюрприз. Ну и плевать, что я потрачу на это несколько веков, куда мне торопиться? Аха-хах, да, и умереть я уже успел, — закатился в гоготе он. Олдора насторожил этот слегка безумный смех, но он ничего не ответил.

— Знаешь... горбатого могила не исправит, это вздорный трёп, ведь холмик над могилой — это всё тот-же горб... Я имею в виду, что люди даже после смерти не меняются. Вот сдох какой-нибудь беспринципный головорез, он попадёт сюда или в любое другое место Земли Нежити, но, как был головорезом, так им и останется. С храмовниками совсем печальная история, в них нет ни капли плохого... Превращаясь в скелетов, после смерти, они стараются всем помочь. Не умея драться, они становятся лёгкой добычей. Умершие храмовники, занимают самый низ в новой, нашей, иерархии. А нет, ниже них только дети... Храмовники, которых больше, чем детей, становятся кормом, быстрее всех теряют человечность. Спасибо нашему религиозному королевству и гениальному королю. Ох, Дустоф, знал бы ты сколько душ я вытянул из тупых храмовников, но детей я не трогал. Вот я о чём, ты сам-то, кто такой? — Жустар насторожился. Он знал, что когда называют чьё-то имя, то его носитель невольно оборачивается, напрягается, одним словом — реагирует. Но умный скелет будто не услышал своё имя. 

— Я... профессор, преподавал историю, — замешкавшись, ответил Олдор.

— Хорош. А то я уже было подумал, что передо мной сам король восседает. Аха… — снова этот противный смешок, — стало быть ты умер своей смертью?

— Да, своей. Кажется, это было дома, может во сне, а может и нет. Толком не помню, — Олдор отвечал, как на допросе. Он боялся, что Жусар пытается вывести его на чистую воду. И оказался совершенно прав:

— Холера. Мне надоело! — Жусар, не отрываясь от бревна, достал меч, — я больше не буду притворяться. Любой помнит, как он умер!