Так в чем же смысл «темного дела», если не считать его лишь свидетельством умения Дантона бороться за достижение поставленной цели, не считаясь со средствами и потерями? Конечно, он мог бы возмутиться тем, как ловко использовали Пэзи и бывшая подруга затруднение Дантона. Но тогда он потерял бы самое главное, потерял то, что было для него смыслом жизни. Предположим, Дантон, не желая быть обманутым, гордо отказался бы от сомнительной сделки. Конечно, он мог бы, не ввязываясь в нее, подождать. Но тогда он бы рисковал потерять Габриель и, ради вздорной щепетильности, упустил бы свой план добиться личного счастья! Именно так он и будет поступать всегда, но уже в борьбе за благо революции, Не эта ли способность и сделает его «величайшим мастером революционной тактики»?

Медовый месяц проходит в квартире Дантона на улице Мовез-Пароль вблизи рынка, и ночной шум от этого торгового муравейника не мешает молодым супругам. А ровно через месяц после свадьбы Дантону предстоит серьезное испытание. Назначена официальная церемония принятия его в коллегию адвокатов Советов короля. Новичок должен произнести речь на латинском языке. Это не пугает Дантона, ибо с латынью он давно хорошо знаком. Хуже другое: тему выступления объявят только в момент предоставления слова. Есть основания опасаться подвоха: многие из будущих собратьев Дантона недолюбливают его за вызывающий цветущий вид, жизнерадостность, сильный голос. Если вступающий не получит большинства голосов, вся хитрая сделка с покупкой должности пойдет насмарку.

День испытания настает. В традиционной мантии и в квадратной шапочке мэтр д"Антон появляется в зале коллегии адвокатов Советов короля. Старшина коллегии говорит ему по-латыни: «Расскажите нам о моральном и политическом положении страны в связи с юстицией».

Это была западня! Как раз сейчас происходит «бунт привилегированных» против короля. Парижский парламент яростно сопротивляется и не хочет регистрировать эдикты короля о новых налогах, которые они должны платить. Все было неясно в этой двусмысленной борьбе, и весь народ она вводила в заблуждение. Неизвестно, на чьей стороне члены коллегии. Дантон, повернувшись к Сент-Альбену и Парэ, сопровождавшим его, бросил друзьям: «Они хотят заставить меня идти по острию бритвы!»

Однако он быстро подавил свое возмущение. Ему надо, конечно, понравиться своим коллегам, но он не может жертвовать репутацией искреннего человека. Он не унизится до угодливости, он выскажет свои взгляды и постарается сделать это не в вызывающей форме.

К сожалению, текст этой речи, в которой Дантон открыто, хотя по необходимости сдержанно, занял свою политическую позицию, полностью не сохранился. Остался лишь ее пересказ Сент-Альбеном, он характерен поразительной смелостью Дантона. Ведь он выступал перед аудиторией, которая явно была на стороне «своих», то есть парламента, привилегированных.

Дантон заявляет, что оправдать их нельзя. Дворянство и духовенство должны пойти на жертвы. Хотя бы ради собственных интересов. Они обязаны понять народ, который голодает и заслуживает поддержки. А в пресловутой дуэли между парламентом и королем Дантон видит всего лишь конфликт между двумя группами привилегированных. Они слепы и не понимают того, что надвигается, что является страшным. Распря между ними их внутреннее дело, от которого угнетенный народ не имеет никаких выгод, никакого выигрыша. Поэтому он уже давно протестует, и в конце концов угнетенные восстанут. Дантон заканчивает великим и вдохновенным пророчеством: «Горе тому, кто провоцирует революции, горе тем, кто их совершает!»

Конечно, Дантон не призывает к революции, ибо там, где он выступал, некого было к ней призывать. Но недалеко то время, когда перед ним будут слушатели из народа, и тогда он призовет к ней. Ясно, что если бы его слушали другие люди, он уже тогда сделал бы это. Но и сказанного более чем достаточно, чтобы потрясти аудиторию. Еще бы! Советы короля никогда еще не слышали такого открытого осуждения Старого порядка и его представителей. Молодые адвокаты выказывают знаки одобрения. Старые же хмурятся и, обнаруживая, что они уже подзабыли латынь, требуют от Дантона изложить речь в письменной форме. Они хотят спокойно изучить ее. Возникает дискуссия, в которой молодые разъясняют консерваторам неосновательность их подозрений, доказывают, что Дантон сказал громко то, что уже давно ясно даже многим аристократам. Дантон предлагает повторить слово в слово свою речь и готов сделать это немедленно. Такая уверенность в своей правоте производит впечатление, и в итоге спор завершается благоприятным решением о приеме Дантона в коллегию адвокатов Советов короля.

Дантон принимает поздравления. Теперь он обладатель солидного положения, своей адвокатской конторы. Настало как будто время пожинать плоды усилий. Однако ему потребовалось не так уже много времени, чтобы почувствовать иллюзорность надежд на быстрое обогащение. До сих пор не увенчались успехом изыскания многих историков с целью выяснить, сколько же судебных дел провел Дантон за время между 1787-м и 1791 годом, на протяжении которого он занимался, наряду со многим другим, своей адвокатурой. Наиболее вероятная цифра 22. Это не так уж много, вернее очень мало, даже если бы это были крупные процессы с участием богатых клиентов и с большими гонорарами. Но никаких громких процессов нет, хотя Дантон прилагает все усилия, чтобы расплатиться с долгами и создать приличный семейный очаг.

Естественно, Дантону приходится на время забыть свои политические взгляды ради приобретения солидных клиентов. Великий демократ и революционер начинает с процессов, в которых он защищает права некоторых знатных лиц. В связи с одним из них, которого обвинили в незаконном присвоении титула виконта, Дантон, как свидетельствуют его черновые записи, перечислял заслуги его предков, один из которых в сражении при Фонтенуа оказал огромную услугу «августейшему предку его величества». В другом деле, тоже по поводу титула, Дантон утверждает, что «дворянство — это самое драгоценное достояние».

Такие речи в устах трибуна, который в революционных клубах скоро начнет громить «тиранов», кажутся чудовищным лицемерием. Дантон идет на все ради приобретения хорошей клиентуры. Ради этого он и присвоил себе дворянскую приставку, подписываясь д"Антон! Но уже летом 1788 года он перестает облагораживать себя. Любопытно, что Робеспьер будет подчеркивать свое дворянское происхождение до середины 1790 года. Такое различие во времена, когда история начинает двигаться с головокружительной скоростью, знаменательно. Дантон быстрее улавливает смысл событий…

Меняется и состав клиентуры Дантона. Дворян в его кабинете все чаще сменяют люди более скромного происхождения. Среди них землевладельцы, мелкие торговцы, ремесленники, ювелиры, трактирщики. Эта мелкая буржуазия с помощью Дантона добивается решения своих имущественных проблем. Молодой адвокат не мог не проникнуться сознанием интересов именно этой социальной среды, на почве которой и вырастет революция.

Дантон как будто прямо не связан в это время с политикой, хотя внимательно следит за перипетиями борьбы короля с парижским парламентом, который в полном составе был выслан в Труа, а потом возвращен в Париж. Вокруг этого конфликта возникают волнения. В столицу вводят войска, солдаты патрулируют улицы.

Чистая случайность толкает Дантона к соприкосновению с политикой, и притом в ее самых высоких сферах. Первым клиентом Дантона оказался весьма влиятельный чиновник королевской администрации де Барантен. Он принадлежал к тем дворянам, которые не чурались коммерческих дел. Одно из таких дел по поручению де Барантена пришлось вести молодому адвокату. Дантон добился успеха своего клиента, поручившего ему и впредь вести все свои дела. Барантен проникся доверием к адвокату, между ними завязались разговоры о политике, и президент королевской палаты поразился смелости и оригинальности идей Дантона. Ему пришла в голову мысль познакомить Дантона с всесильным тогда архиепископом Ломени де Бриенном, министром финансов, тщетно искавшим выхода из кризиса, в котором оказалось королевство. Барантен полагал, что Дантону и Ломени де Бриенну удастся найти общий язык, поскольку они были земляками. Архиепископ владел замком в 26 километрах от Арси. Адвокат изложил министру обширный план реформ, проведение которых требовало возвышения третьего сословия и отказа привилегированных от их важнейших привилегий. Монархии надо осознать неотвратимость перемен и осуществить их сверху, не дожидаясь неизбежного восстания низов. Планы Дантона заходили гораздо дальше реформаторских идей Тюрго и предусматривали добровольное отречение феодализма от своих основных устоев. Нет, такой закоренелый представитель старого порядка, как Ломени де Бриенн, никак не мог поддержать революционную, по существу, программу. Дантон, рассказывая дома о результатах беседы с министром, с возмущением подвел ее итог: «Слабоумный! Он не видит, что сам роет могилу монархии!»

В политике Дантон по-прежнему остается наблюдателем и свидетелем, хотя и очень заинтересованным. Почти все его время занято адвокатской практикой, погоней за клиентами, заботами по устройству своего семейного очага. Его тесть через четыре месяца после свадьбы дочери продает кафе «Парнас». Он рассудил, что супруге адвоката Советов короля не совсем удобно иметь отцом трактирщика. Вырученную сумму (41 тысяча ливров) он использует для покупки дома с садом в Фонтенуа-су-Буа, в предместье Парижа. Дантон часто бывает здесь со своей женой, которая теперь стала такой элегантной, что это производит сильное впечатление на жителей городка. Они называют ее «прекрасная Габриель», а их мэр дает это имя одной из улиц Фонтенуа. «Авеню да лэ Бель Габриель» существует и поныне, хотя мало кто знает об истинном происхождении этого названия. Мадам Дантон вскоре начинает многообещающе полнеть, и в апреле 1788 года в доме на улице Мовез-Пароль рождается сын. Огромный Дантон держит в руках крошечного младенца, убеждаясь, что сын унаследовал громовой голос отца.

После того как родители Габриель переселились с набережной Эколь в Фонтенуа, не было никакого смысла жить на улице Мовез-Пароль. Соседство с Центральным рынком доставляло немало неудобств: постоянный шум, запах гниющих овощей, всегда бродившие здесь свиньи, толпы нищих, искавших случайного заработка, — все это искупалось для Габриель близостью к родительскому дому. После их отъезда Габриель решила найти более спокойное место. Некий Жели, чиновник парламента и старый клиент «Парнаса», жил на другом берегу Сены на улице Кордельеров с женой и дочкой. Он сообщил, что в его доме этажом ниже есть свободная и удобная квартира. Габриель посмотрела ее, Дантону она тоже понравилась, и 12 мая 1788 года молодая семья переселяется в новую, более просторную и удобную квартиру, на втором этаже дома № 24. Сейчас этого дома уже нет, а точно на том месте, где был вход в квартиру, стоит прекрасный памятник Дантону. С протянутой рукой он взывает с высокого пьедестала вечным голосом бронзы…

В квартире шесть комнат, не считая подсобных помещений вроде кухни или комнаты служанки. Обстановка, во всяком случае, вначале не отличалась роскошью, все приобреталось в кредит. Сохранился нотариальный документ, составленный через год после переселения, свидетельствующий, что Дантон получил в долг от некоего Луи Фройе 3316 ливров, который он должен был вернуть в два срока: в 1794-м и в 1796 году. Как видно, должность, купленная Дантоном у Пэзи, не оказалась столь доходной, чтобы купаться в золоте.

Окна квартиры выходили на две стороны. Гостиная и кабинет мэтра на улицу Кордельеров, а столовая, спальня — на внутренний Торговый двор, где скучились лавки, конторы, крошечные типографии. Хотя Дантоны имели кухарку, Габриель сама делала покупки. Мясо она покупала рядом у краснолицего, могучего мясника Лежандра, который станет монтаньяром и другом Дантона, депутатом Конвента. С починкой обуви Габриель обращалась к сапожнику Симону, жившему здесь же. Симон тоже прославится своей должностью в башне Тампль, где он будет хранителем и воспитателем маленького наследника престола, сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты, которого гильотина сделает сиротой.

Дантон оказался в удивительном районе Парижа, где как будто специально кто-то поселил по соседству множество известных участников революции. Когда окна столовой открывались во двор, слышалось мерное постукивание типографской машины, на которой трудился типограф Гийом Брюн. Судьба скоро сделает его революционным журналистом, затем офицером Национальной гвардии, генералом в Итальянской армии, маршалом империи. Но в конце концов он станет жертвой белого террора при Реставрации. Здесь жил аристократ, ставший злейшим врагом аристократов, маркиз де Сен-Юрюг. Революция принесет ему громкую, хотя и скандальную известность и прозвище «генералиссимуса санкюлотов».

Рядом с Дантоном жил и Станислав Фрерон, который учился вместе с Робеспьером. Будущий монтаньяр, он издавал тогда «Анне литерер», а с наступлением революции появится его газета «Оратер дю пепль». Впереди громкая и крайне скандальная, а в конце — позорная слава. Недалеко обитает и студент-медик Шометт, будущий прокурор Коммуны, но пока он имеет дело с трупами только в анатомическом театре. На соседней улице живет нищий актер и поэт Фабр д"Эглантин. Неподалеку от дома Дантона на улице Турнон обитает некая яркая звезда, приехавшая из Люксембурга, Теруань де Мерикюр, молодая красивая женщина, выделяющаяся яркими туалетами и вольным поведением. Она окажется в центре крупнейших революционных событий, но конец ее тоже будет трагичен. Рядом с ней служит на почте некий Паш — будущий министр и мэр Парижа. В округе Кордельеров обитает и много других пока никому не известных, но в будущем знаменитых людей революции. И большинству из них придется на собственной судьбе испытать пророчество Дантона: «Горе тому, кто делает революцию…»