— Что произошло с Ксаной? — спустя вечность томительного молчания спросил Никель. В его словах не было ни капли упрека, лишь безмерная усталость.
— Я виделась с ней несколько дней назад. — При мысли о подруге (или правильней — бывшей подруге?) сердце болезненно сжалось. Я глубоко вздохнула, пытаясь подавить завязавшийся в груди узел, поднимающийся все ближе к горлу. — Она не пустила меня за порог, была с каким-то мужчиной.
— Думаешь, это был он?
— Наверное. Мы поговорили…просто по-дружескому. Я ничего не говорила о готовящейся экспедиции, клянусь. Она волновалась, когда я сбежала в прошлый раз, и просила меня предупредить ее, когда я снова надумаю уехать.
Ник кивнул.
— Что ты и сделала сегодня? Понятно. Это все? Расскажи, как есть.
Я задумалась.
— Еще мы общались перед тем, как отправиться в Центр Разума. Собирались встретиться, но потом позвонил ты…
Ник еще раз кивнул.
— Встреча в холле с Магарони тоже вряд ли была случайностью.
От его слов стало еще более гадко. Захотелось срочно же уйти в туалет и как следует умыться. Сполоснуть лицо, шею, долго тереть руки мочалкой в надежде смыть с себя налет обмана и предательства, покрывшего меня по вине человека, от которого меньше всего ожидала подобного.
Возможно, она и прада не знала, что он читает ее. Он мог втереться к ней в доверие еще раньше, сразу после того, как я попросил его сопроводить тебя с Земли.
Я с изумлением посмотрела на Ника. В его словах не было ни следа упрека, лишь пугающая, безграничная усталость. Неужели он ни капельки не злиться?
— Прости, — выдавила я. — Это все из-за меня.
Он лишь отмахнулся.
— Ты не виновата. Целью Тони с самого начала был я. Он давно хотел найти за мной грешок… что-то тайное и достаточно порочащее, чтобы утянуть меня на дно. Просто в этот раз я потерял осторожность.
Я смотрела на него и не могла отвести взгляда. Почему-то одного его вида было достаточно, чтобы мое пошатнувшееся моральное равновесие начало восстанавливаться.
На его правой скуле разливался синяк, грозящий вскоре налиться синевой — напоминание о пропущенном из-за меня ударе; транс-форма несла признаки насильственного видоизменения. Каким-то образом он умудрялся не терять лица даже в теперешнем положени: рваный порез на предплечье бунтарски ухмылялся, оторванный карман повис с аристократичной небрежностью. Даже фингал, и тот выглядел привлекательно, придавая ему сходство с испорченным мальчиком-плохишом после уличной драки.
Что с ним случилось? Ник из моего прошлого не стал бы спускать промах, брать вину на себя и выгораживать Ксану, лишь бы мне стало легче. Ник из настоящего вел себя странно и… волнующе.
Он поцеловал меня перед лицом гибели. В последний момент жизни, когда действуешь, не задумываясь. Делая то, что кажется наиболее важным. Но это не самое удивительное. Невероятней всего то, что он спрыгнул ко мне, даже зная, что подъемник, скорее всего, рухнет.