Как случилось, что на одном конце спектра — ворох повально промискуитетных обезьян, а на другом — якобы сугубо «моногамный» человек? Как исторически вдруг случился этот кардинальный разрыв? Попробуем разобраться.

Начнём с того, что, как и в случае с животными, термин «моногамия» (единобрачие) применительно к человеку оказался не слишком удачным. Этим словом исторически обозначали брак в Древней Греции, где у мужчины могла быть только одна жена, а у женщины — только один муж. Впоследствии этот термин распространился на все аналогичные союзы, ограниченные единственными супругами. Современный человек, сталкиваясь с описанием того, что у древних греков был моногамный брак, по простоте душевной думает, что, значит, у них был такой же брак, как и у современного европейца. Но дело в том, что это совсем не так.

Древнегреческая моногамия — это не о сексе, не о сексуальной эксклюзивности и супружеской верности. Там этого не было, и мужчине легко дозволялось практиковать сексуальные связи вне брака: это и распространённые контакты с гетерами (аналог современных девушек из эскорт-услуг), и с паллаке (сожительницами — аналог конкубины, то есть женщины, не состоящей с мужчиной в законном браке, но находящейся у него на содержании), и с диктериадами (аналог современной проститутки). Право женатого мужчины Древних Афин иметь сексуальные связи с целой когортой женщин публично подчёркивали поэты в своих речах: "Мы имеем гетер для удовольствия, сожительниц — для повседневной заботы о телесном существовании, жён — для рождения законных детей и для верной охраны имущества" (цит. по Свенцицкая, 1996, с. 77).

Помимо прочего, мужчине всегда была доступна сексуальная эксплуатация своих рабынь, и это тоже было нормой: "рабыня как сексуальный объект считалась настолько несомненной принадлежностью дома, что казалось едва ли возможным запретить пользоваться ею женатому мужчине" (Фуко, 1998, с. 186).

Можно видеть, что в античном мире в жизни мужчины одновременно находилось место пёстрому перечню женщин в зависимости от настроения и целей. Жена же предназначалась, главным образом, для распоряжения хозяйством и для продолжения рода. Сексуальные связи с прочими женщинами не расценивались как обман или же "супружеская неверность", таких представлений тогда просто не было. Здесь мы вновь сталкиваемся с обманчивым термином «моногамия», который больше вводит в заблуждение, чем поясняет. Как и в описанных случаях у животных, относительно древних греков корректнее говорить о социальной моногамии, а не сексуальной. Таким образом, моногамия — это о заключении законного брака, а не о сексе. У мужчины может быть лишь одна законная жена, а у женщины — лишь один законный муж. Секс прямо здесь вообще никак не фигурирует. Но есть одно "но"…

Несмотря на сексуальные свободы моногамного грека, у его жены аналогичных свобод не было. Древнегреческие жёны сидели дома взаперти (покинуть его пределы без мужа не имели права), были мало образованными (умели читать и писать, но не разбирались в литературе, политике и философии), и были, по сути, безмолвными субъектами брачного союза со строго очерченной целью — рожать детей и блюсти хозяйство. Жена, в отличие от мужа, конечно же, никакими сексуальными свободами похвастать не могла, если ей даже нельзя было выходить на улицу. По закону, если муж вдруг заставал в спальне жены любовника, то имел право его убить, а жену же должен был вернуть её прежним опекунам (Свенцицкая, 1996, с. 81) — отцу, братьям или другим родственникам-мужчинам, обобщённо называемых греческим термином «kyrios» — что в современном понимании близко к «господин», "повелитель" или «собственник». Интересно, что мужчина-господин имел право также убить любовника своей незамужней дочери, сестры и даже любовника своей матери (Демосфен, XXIII. Против Аристократа, 53), то есть власть мужчины распространялась не только на его жену, но и на его сестру, незамужнюю дочь и на собственную мать. Только выдавая свою дочь или сестру за кого-либо замуж (а устроением браков занимались именно мужчины), мужчина утрачивал над ними власть, которая отныне переходила к мужу.

На три тысячи лет раньше Греции аналогичное положение вещей было характерно и для культур Месопотамии: "на протяжении всей своей жизни женщина вынуждена считаться с желаниями окружающих её мужчин: отца, свёкра, мужа, сыновей. Она всегда вроде как кому-то принадлежит, подобное подчинение происходит потому, что она живёт в доме этого мужчины, свобода её передвижений ограничена, и женщина не решается удалиться от дома из страха быть наказанной" (Гласснер, с. 415). И, конечно, точно так же женская сексуальность оказывалась под строгим мужским контролем, тогда как мужчина обладал куда более широкими половыми свободами (с. 419–420).

Из описанного ясно, что если моногамию понимать в смысле сексуальной эксклюзивности, то у древних цивилизаций она была обязательной только для женщин, но никак не для мужчин. В этом плане моногамия — это контроль женской сексуальности со стороны её мужчины-господина. Потому исследователи справедливо замечают, что на первый план в таком «моногамном» браке выходит мужское господство над женщиной, а, значит, такой брак было бы разумнее назвать патриархическим, а не моногамным (Семёнов, 2003, с. 228).

"Антропологический опыт учит, что в целом существование неравноправия полов в большинстве человеческих обществ всё же выражается в превосходстве мужского пола над женским" (Рулан, с. 269). По всему миру и в самых разных культурах "мужчины в целом составляли группу людей с более высоким статусом, женщины — с более низким" (Артёмова, 2009, с. 350). "Вторичный статус женщины в обществе является одной из бесспорных универсалий, общекультурным фактом" (Ortner, 1974).

Как видно, контроль женской сексуальности оказывается плотно переплетён с мужским господством. Мужчина господствует над всеми женщинами своей семьи и он же властен передавать их другим мужчинам — замуж. В антропологии данный феномен широко известен как обмен женщинами (Levi-Strauss, 1969; Рубин, 2000; Гапова, 2001, с. 378). Во всех культурах мужчины каким-то образом получили право распоряжаться женщинами, передавая их друг другу в качестве жён, хозяек, матерей или рабынь.

Да, и привычный нам брак до самых недавних пор — был именно выдачей дочери из-под отцовской власти во власть мужа. Это отчётливо проявлялось в почти уже исчезнувшей традиции "просить руки и сердца" у отца невесты. Брак — это и есть обмен женщинами. Только в последние десятилетия ситуация в западных странах ощутимо изменилась, и мужское господство над женщинами в силу экономических причин сильно ослабло — по крайней мере, женщинами теперь не обмениваются, а они сами, добровольно идут под власть мужчины (замуж), некритично ориентируясь на выработанные ещё в древности культурные схемы должного.

В предыдущих разделах подробно описано, что брак прежних эпох в явном виде содержал в себе мужское господство вплоть до нормы насилия над женщиной и даже её убийства. Всё это наталкивает на мысль, что историческое рождение брака могло быть обусловлено именно этим фактом — существованием мужчины-господина. То есть не мужское господство рождается и проявляется в браке, а брак возник при мужском господстве. Брак стал результатом мужского господства, пользуясь которым, мужчины обменивались родными женщинами и так заключали между собой союзы (Артёмова, 2009, с. 353). Жениться, в понимании даже современных племён, это не столько сочетаться браком с женщиной, сколько обеспечить себе дружественную связь с её братьями.

Новогвинейский туземец возмущается на гипотетическую мысль о женитьбе на собственной сестре: "Неужели вы хотите жениться на своей сестре? Что с вами? Неужели вам не нужен зять? Вы что, не понимаете, что если вы женитесь на сестре другого мужчины, а другой мужчина женится на вашей сестре, то у вас будет по крайней мере два зятя, а если вы женитесь на своей собственной сестре, то у вас не будет ни одного? С кем вы будете охотиться, ухаживать за посадками, к кому вы будете ходить в гости?" (Levi-Strauss, 1969, p. 485; Мид, 2004, с. 188).

"Повсюду в Австралии были распространены обычаи одалживания женщин и обмена жёнами на время или навсегда. У мужчин-аборигенов было принято предоставлять своих жён другим мужчинам, чтобы укрепить или завязать с ними дружбу, проявить сочувствие или просто вежливость, возместить нанесенную ранее обиду, получить взамен какие-нибудь услуги или вещи" (Артёмова, 2009, с. 350).

В мире нет ни одной культуры, где женщины бы властвовали над мужчинами и обменивались ими. Обмену всегда подлежат женщины. И обмениваются ими мужчины. "Если женщины — дары, то мужчины — партнёры по обмену" (Рубин, 2000, с. 104). Но как исторически сложилось мужское господство? Что к нему привело?

Энгельс, а вслед за ним и все марксисты, ошибочно полагали, будто порабощение женщины мужчиной случилось около 10 тысяч лет назад в связи с переходом от охоты и собирательства к земледелию и накоплению собственности: якобы только тогда женщина стала рассматриваться как орган, родящий потенциальную рабочую силу для возделывания полей, а также будущих наследников отцовского имущества. Мало того, было даже принято считать, будто в первобытные времена царило тотальное равенство среди людей — ведь никакого имущественного расслоения ещё не существовало. Этот взгляд в силу кажущейся убедительности долго царил в советской науке, но уже во второй половине XX века был основательно расшатан данными этнографии (см. Грэбер, 2014, с. 46; Грэбер, Уэнгроу, 2019).