4. Репрессированная женская сексуальность

Известно, что женская сексуальность осуждаема и наказуема почти во всех культурах, на ней лежит такое мощное табу, что можно видеть в этом даже некую мировую универсалию: требование сохранять девственность до брака в части культур, более суровое наказание именно за женскую супружескую измену, традиция "женского обрезания" (клитородэктомия — отсечение клитора; или отсечение половых губ) у некоторых народов Африки и Азии, осуждение широких сексуальных связей женщины даже в культурах Запада и т. д.

Среди этнографов распространён взгляд, будто клитородэктомия — это древний обряд по устранению мужского начала у женщины: клитор похож на маленький пенис, а раз так, то у женщины его быть не должно (Абрамян, 1991; Байбурин, 1993, с. 63). Правда, если спросить о целях этой операции самих аборигенов, то можно услышать иное: "Благодаря этому наши жёны будут нам верны", говорят в кенийском племени самбуру (Бергнер, с. 77). Впрочем, как покажу в следующих главах, оба эти объяснения не противоречат друг другу, а вполне даже дополняют.

Удивительным будет узнать, что удаление женского клитора практиковалась в 1860-е даже в Великобритании и в США, где считалось, что это убережёт женщину от истерии, эпилепсии и идиотии да и в целом укрепит её здоровье (Роуч, с. 92). Даже в XX веке, когда пионеры сексологии обнаружили, что именно клитор является главным органом женской сексуальности, научное сообщество стало игнорировать этот факт и даже отрицать, а в новых брачных руководствах упоминания о клиторе старались всячески сократить (там же, с. 87). Будто бы цивилизованный мир пытался всеми правдами и неправдами ограничить женскую сексуальность.

В то же время, "в тех сообществах, где нет двойного стандарта в сексуальных вопросах, где допускаются множественные связи, женщины пользуются случаем так же охотно, как и мужчины" (Ford, Beach, 1952, p. 118). Об этом же говорили исследователи славянской истории, подчёркивая, что до принятия христианства у славян царили значительные половые свободы, в разных регионах сохранившиеся вплоть до конца XIX века в виде оргиастических игрищ, и характерно то, что остатки этих древних половых свобод сохранялись в обществе главным образом "благодаря усилиям женщин" (Шашков, 1879, с. 2), так как этими свободами "пользовались в особенности девушки" (с. 5). Аналогичную картину описывали антропологи среди австралийских аборигенов, где в дни особых праздников царит кратковременная сексуальная свобода, особенно охотно которой пользуются именно женщины, которые за ночь могут заниматься сексом с несколькими мужчинами (Berndt, Berndt, 1951, p. 47). "Самые авантюрные способны за вечер затянуть троих или четверых мужчин, и даже больше" (p. 143). "Молодые девушки отдаются с явным наслаждением, в то время как мужчины, которым они уделяют своё внимание, обычно ведут себя застенчиво" (p. 142).

Поэтому не удивительно, что наличие во многих культурах "двойного стандарта" (запрета женской сексуальности и одобрения сексуальности мужской) одновременно сопровождается и мифами о повышенной сексуальной активности женщины, о её всепоглощающем и ненасытном желании. В мифологии некоторых племён "животная природа отождествляется с сексуальностью, и женщины были первыми, кто познал её привлекательность. Мужчины, напротив, не интересовались этим до тех пор, пока не увидели своих потенциальных супруг" (Панов, 2017, с. 287). Но мифы не только приписывают сексуальность главным образом женщинам, а вместе с тем и указывают на её угрожающий характер. "Женское начало вообще и его сексуальная сторона, в частности, ассоциируются с угрозой" (там же). Языки некоторых народов относят женщин к той же группе категорий, что огонь и другие "опасные вещи" (Лакофф, 2004, с. 130) — и при этом женщина оказывается центральным звеном этой группы (с. 140). "Женщина это разрушительница. Она разрушает всё", объясняют аборигены такое положение вещей.

Проще говоря, некоторые народы откровенно ставят знак равенства между женщиной, сексуальностью и опасностью (Дуглас, 2000, с. 218). Широко распространены поверья о негативном воздействии представителей одного пола на другой, но в основном опасность угрожает именно мужчине (там же, с. 25). В мифах женские половые органы символизируют не только плодородие, но и тёмное начало, таящее для мужчины опасность и угрозу смерти. Иногда его заменяет какое-то ужасное чудовище. У некоторых народов существуют легенды о живущих во влагалище змеях. Мифы говорят, что в половом акте влагалище "съедает" мужской член (Кон, 2004, с. 73). У некоторых африканцев даже в XX веке вагину называли по-разному в зависимости от возраста хозяйки: у маленькой девочки это "ротик", у подростка это уже "змея", а у взрослой женщины (после инициации) — "ловушка" (Андреев, 2008, с. 104). Как тут не вспомнить и библейского змея, побудившего Еву соблазнить Адама на недоброе дело, да и греческий миф о первой женщине — Пандоре с её легендарным ящиком, полным невзгод.

Даже древнегреческая поэтесса Сапфо отождествляла сексуальное влечение со змеем. Ей принадлежат строки: "Эрос вновь меня мучит истомчивый — горько-сладостный, необоримый змей". То есть отождествление сексуальности со змеем прослеживалось во многих человеческих культурах (как увидим дальше, так обстояло и в средневековом христианстве).

Исследователи фольклора давно установили, что сказки и мифы разных народов отражают содержание древних (6–12 тысяч лет назад) ритуалов инициации, обрядовой дефлорации и брака (Кузьменко, 2014, с. 19). При этом, удивительно, но и образ змея возникает в этой же сфере. Опасный змей присутствует в мифологии почти всех континентов (Васильев и др., 2015, с. 365), но при этом он — "одна из наиболее сложных и неразгаданных фигур мирового фольклора и мировой религии" (Пропп, 1998, с. 299). Анализ мировых мифов показывает, что змей непременно связан с женщиной — он её похищает (с. 301). После этого змей, овладевший женщиной, стремится проглотить мужчину — героя сказки (с. 302), зачастую при этом змей вдруг обретает женские черты (с. 303). Спасаясь от змея, герой скармливает ему немало попавшейся под руку живности — коней, птиц, собак и даже своих товарищей, но змей остаётся ненасытен (с. 303) (не отсыл ли это к ненасытной женской сексуальности?). Исследователи мировых сказаний пишут, что мотив змееборства возник из мотива поглощения и наслоился на него, поэтому наиболее архаической формой змея является змей-поглотитель (с. 307).

Фольклористы указывают: "как общую картину имеем бессилие жениха, демоническую силу женщины". Сказки традиционных народов Северной Америки и Сибири подсказывают, что опасность эта — "чисто сексуального характера. Женщина имеет в промежности зубы" (с. 403). Для ликвидации опасности герои часто используют камень — они вводят его в женщину, и так все её лишние зубы ломаются. Женщина обезврежена (с. 404).

У некоторых племён специальные хижины для обрезания юношей строились в форме змея (с. 308) — то есть вновь аналогия с влагалищем-змеем, которое должно откусить мужское достоинство или поглотить мужчину целиком (Берёзкин, 1991, с. 192).