– Так надёжнее, ― уверил тот.

Начали с самой большой комнаты, вероятно, служившей гостиной. Оглядываясь со стыдливым любопытством, я отметил про себя, что Надежда Селина не была бедной женщиной и имела особый вкус к ценным вещам. На полу лежал настоящий персидский ковёр довольно тонкой работы. Он был наверняка очень старый – в двух-трёх местах ковёр был затёрт до залысин, что, однако, совсем не портило его богатый вид. На стене висела большая картина в золочёной рамке с видом соснового бора. В углу около массивного дубового стола на комоде стоял высокий бронзовый подсвечник в виде ставшего на дыбы коня. Большую часть комнаты занимал длинный угловой диван, своей новомодной стильностью резко контрастировавший с другой мебелью комнаты, особенно с высоким резным буфетом тёмно-орехового цвета, которому, судя по всему, было не менее сотни лет. Именно в буфет в первую очередь и залез Сарычев, вытаскивая на свет сначала коробочки со столовыми приборами, бокалы, тарелки, чашки, а потом – спрятанную по дальним углам буфета всякую всячину: наручные часы в коробках, сувениры, стопки открыток и буклетов. Пока Сарычев вытаскивал содержимое буфета, Бурят обследовал комод. Мы же с Полуяновым смотрели на происходящее вокруг с нескрываемым пренебрежением и досадой, не желая даже прикасаться к чужим вещам.

– Ну, что стоим? ― раздражённо бросил через плечо Сарычев. ― Диван проверьте.

Я и Полуянов стали осторожно снимать и складывать аккуратно на пол диванные подушки, внимательно рассматривая пустые места между деревянным настилом и полом. На дорогой персидский ковёр упал тяжёлый большой конверт, из которого вывалились две тугие пачки долларов, перетянутые тонкими резинками.

– Какая неосмотрительность, ― проворчал Сарычев и небрежно забросил конверт обратно в угол буфета. ― Деньги надо хранить в сберегательной кассе.

Через несколько минут в гостиной не осталось ни одного непроверенного места. Бурят даже скинул дорогой ковёр и простучал пол в поисках скрытых пустот. Мы нашли деньги, драгоценности, но того, что нам было нужно, не было.

– Пошли в следующую комнату. ― Сарычев выпрямился и разочарованно вздохнул.

Следующая комната была спальней – большая двуспальная кровать, тумбочки по краям и высокий до потолка платяной шкаф, к которому сразу направились Сарычев и Бурят. Но меня в отличие от них сразу заинтересовали картины, которые были развешаны на стенах комнаты. Написанные в разных жанрах, но в одной манере, они представляли собой, как мне показалось, подборку живописных полотен одного автора. Были тут и портреты, вероятно, знакомых и родственников, но в основном на стенах спальни были развешаны пейзажи. Один из них привлёк моё особое внимание. Пушистые в летней зелени деревья, скалистый холм, дорога, вьющаяся ленточкой, каменные стены и высокий без крыши донжон замка. Я подошёл ближе, чтобы получше рассмотреть картину… Сомнения исчезли. Это был тот самый провансальский замок Перибю, графическую зарисовку которого я сначала видел в залах на Крымском Валу, а потом вариант акварели в комнате Карины. Я быстро нашёл подпись художника. Н. Румянцев… Это был тот самый автор, карандашу которого принадлежала и графическая работа на Крымском Валу! Очередное совпадение? А может? Я испуганно оглянулся. Мой взгляд встретился с твёрдым взглядом Полуянова.

– Что-то знакомое? ― с любопытством спросил он.

– Да так… ― Я запнулся. ― Очень знакомая тема.

– Не мудрено. Средневековые замки – это очень популярный сюжет в живописи.

– И графике… ― добавил я и задумчиво посмотрел на Полуянова.

– Тумбочки не проверяли? ― хмуро спросил Сарычев, закончивший вместе с Бурятом перетряхивать чужое бельё в шкафу. Видя, что мы совсем неактивны в поисках, он решительно отодвинул нас с Полуяновым в сторону и сам занялся тумбочками. Кроме женских кремов, лосьонов и маникюрных принадлежностей на кровати оказалась небольшая фотография в прямоугольной рамке, с которой на нас смотрели улыбающиеся мужчина и женщина, снятые на фоне падающей Пизанской башни.

– А вот, наверное, и хозяйка квартиры, ― предположил Сарычев, кивнув на фото.

Я взял фотографию в руки и перевернул её. На обратной стороне было написано: «Семья Румянцевых-Селиных в Италии. Счастливый день. 05.05.2001 года».

– Он её муж! ― вырвалось у меня.

– Кто? ― спросил Сарычев, высыпав оставшееся в выдвижном ящике мелкое содержимое на кровать.

– Румянцев – муж Надежды Селиной.

– А попонятнее объяснить можешь? ― немного раздражённо, явно не понимая, о чём я говорю, спросил Сарычев.

– Художник, который нарисовал висящие в спальне картины, – муж Надежды Селиной.