С этими словами Кэри сделала вид, что собирается встать и положить конец разговору. Пьер наклонился вперед и, не выпуская из рук вышивания, дотронулся до нее.
— Кэри, мне самому необходимо успокоение. Мне нужно, чтобы ты заверила меня, что все поняла.
— Разумеется, я все поняла, — ровно проговорила она, отстраняясь от него. — Даже если девушка и наивна, ей нельзя быть полной простофилей. Я же сказала тебе, что таковой не являюсь.
— Ты отнюдь не простофиля, и, если тебе угодно, я скажу, что не считаю тебя и наивной, — произнес он на удивление спокойно, не пытаясь больше коснуться ее. — Однако я все больше и больше убеждаюсь в том, что ты не поняла… по крайней мере того, чего бы мне хотелось.
— Отлично. Тогда объясни, а я послушаю. Но мне бы хотелось при этом продолжить вышивание. Будь так добр, верни мне мою работу.
Он разложил батист на своих коленях и впервые за все время взглянул на нее.
— Ох, я все так смял! — извиняющимся тоном проговорил он, разглаживая ткань. — Я не понял, что это… подумал, это какая-то рубашка. А теперь вижу, что это одежда для малыша. Так вот почему ты хочешь, чтобы я вернул ее тебе? Значит, когда я буду разговаривать с тобой, ты все время будешь помнить, что ждешь ребенка. Так ведь?
— Отнюдь. У меня просто очень много дел. И мне не нужно никакого напоминания о том, что я ожидаю ребенка… или о том, что я замужем за лучшим мужчиной в мире.
— А разве ты не упрекала себя, что временами, когда вы гостили в замке, ты забывала о своем замужестве и о столь высоких качествах твоего супруга?
— Да. Я очень укоряю себя за это. И всегда буду укорять. По крайней мере я не намерена иметь еще причины для угрызений совести на этот счет.
— И я тоже не хочу этого. Но мне бы не хотелось уйти отсюда, не убедив тебя в том, что происшедшее между нами в прошлом году очень важно для меня и что я не отношусь к этому событию как к одной из приятных любовных интрижек или чему-нибудь в этом роде.
— Если я узнаю о твоем отношении к происшедшему, оно не станет более существенным, Пьер.
— Вот-вот. Это весьма важно для меня, что я и пытаюсь тебе втолковать. Если бы ты дала мне возможность, я бы объяснился. И уверен, для тебя это тоже имеет значение. Знаю, ты чувствовала бы себя намного счастливее в будущем, если бы поняла, что я никогда — даже в мыслях — не считал тебя кокеткой или распутницей. Я считал тебя — и по-прежнему считаю — не только самой желанной, но и самой приятной в обществе женщиной, блестящей, красивейшей женщиной… лучшей, какую я когда-либо встречал в своей жизни! Женщиной, которой я бы гордился, будь она моей женой. Кэри, я говорю сейчас совершенно искренне. Неужели ты не веришь мне?
Она молча отвернулась. И вновь он склонился к ней и взял ее за руки; на этот раз она не отдернула их.
— Ну, пожалуйста, взгляни на меня, Кэри. Пожалуйста, ответь мне. Я спросил, веришь ли ты мне.
— Ты вынуждаешь меня поверить тебе… почти, — прошептала она.
— Этого недостаточно. Я хочу заставить тебя по верить мне… и не почти, а полностью! Потому что, клянусь, я говорю правду! Вот я поклялся тебе — теперь ты поверишь? Неужели нет?
— Д-да, я верю тебе.
— И неужели теперь, когда ты поверила мне, ты не признаешь, что будешь счастливее, чем была, и на долгое время? Счастливее, чем была тогда, когда узнала, что ждешь ребенка? Счастливее, чем узнав о моей помолвке с Армандой? Счастливее, чем тогда, когда решила, что я сбежал от тебя, посчитав наши отношения просто легкой победой?
— Да, — вновь прошептала она.