– Почему ревёт?
– Ты ж её ухажера в кутузку усадил. Она целыми днями таскает у меня водку, пьёт и плачет.
– Какого ухажёра?
– А ты и не помнишь?
Пахотнюк наморщил лоб и попытался вспомнить. А, да. Тушканчик…
– Сим, – сказал он. – Позвони Твердищеву. Прикажи доставить мне этого… Как его? Ну, ухажёра.
– Скажу, – Серафима ушла, и Пахотнюк снова отключился.
XII
Домкрат почувствовал, как его швырнули на шершавый деревянный пол. Звякнули кандалы на руках и ногах. Он приоткрыл заплывший от фингала правый глаз и увидел рядом с собой кровать, на которой лицом вниз возлежал Глава Поселения.
– Твердищев, твою мать! – просипел Пахотнюк. – Ты чего с ним сделал?
– Как приказано, ваш-бродь, в кутузку определил, – раздался сверху недоумевающий бас Твердищева.
– Дурак! Я же не приказывал его бить до полусмерти!
– Так у нас порядок такой при оформлении, – оправдывался Твердищев.
– Кандалы снять! В чувство привести!
– Так он же ж государственный преступник! Он же из казны считай тыщу рублёв стащил!
– Каких еще рублёв? Что ты несёшь?
– Государственных! Не мог же я его ни за что в кутузку определить.
– Идиот ты, Твердищев. Немедленно всё отмени.
– А деньги-то на кого же списать пропавшие?
– Да найди на кого. Вон, хоть на Егубина – всё равно сдох.