— Этот человек не совсем здоров… — начал выкручиваться генерал-губернатор. — Судьба ветхозаветного Самсона так тронула сердце этого человека, что, наведываясь к его изваянию, он не может сдержать слез.
— Какое тонкое, возвышенное и болезненное сочувствие… — растрогался государь. — Может, этот сострадалец нуждается в помощи?
— Ваше величество, обещаю: сегодня же я лично выясню, в чем его нужда, — поспешно заверил генерал-губернатор и едва скрыл вздох облегчения, когда царь велел ехать дальше.
Но мысли его были о другом: "Каналью-квартального за недосмотр — под розги! Велено им было в гражданском одеянии надзирать за порядком, а они рты поразевали и допустили к фонтану непотребную личность… Ну а самого "возвышенного сострадальца" — побыстрее в кандалы и упрятать в острог".
Не нашел в себе смелости генерал-губернатор испортить настроение императору, сообщив, кем был на самом деле человек, столь "близко принимающий к сердцу" судьбу ветхозаветного Самсона.
Много лет не удавалось "поймать на горячем" и доказать вину "кровожадного зверя" черниговских лесов, истинное наказание ночных дорог, предводителя шайки разбойников по прозвищу Самота. В переводе с украинского это слово означает "уединение", "одиночество". Прозвище весьма подходило лесному разбойнику.
Он не любил шумных сборищ и, совершив преступление, покидал товарищей. Куда скрывался атаман, где пропадал какое-то время, даже его подручные не знали. О своем логове Самота никому не рассказывал. Может, такая скрытность и спасала его долгие годы от кандалов и каторги.
Казалось бы, по всей киевщине и Черниговщине любой — от архиерея до последнего бродяги, от простого казака до губернатора — знал о кровавых похождениях Само-ты. К тому же с его огромным ростом ему трудно было затеряться в городах, местечках и деревнях.
Что и говорить, миловала атамана госпожа удача. Сколько раз он, словно в насмешку над законом и властями, по своей воле заходил к полицмейстеру и, как ни в чем не бывало, выходил обратно. Немало его дружков полегли от казачьих сабель, от полицейских пуль, сгинули в тюрьме или на каторге, а Самота оставался живым и невредимым.
Попытались ярыги распускать слухи в преступном мире, будто атаман сделался колеровым и работает на них. Подобное не раз срабатывало, когда полиции решала руками воров уничтожить уголовника. Но с Самотой такой номер не прошел. Ярыгам не поверили. Так и продолжал везучий атаман здравствовать и злодействовать.
Но у каждого самого удачливого человека обязательно отыщется хоть какая-то слабинка, внезапно и резко меняющая его судьбу.
Слух о киевском фонтане быстро докатился и до лесного логова Самоты. Кто-то из его хлопцев, увидев необычное изваяние, тут же решил, что библейский герой очень похож на их атамана. Это сходство обнаружили и другие разбойники, и стали они Самоту величать Самсоном.
Главарю шайки пришлось по душе новое прозвище, и спустя какое-то время он отправился в Киев поглядеть на изваяние.
Вид библейского героя, раздирающего пасть льву, так поразил атамана, что он долго не мог отойти от фонтана.
Как у любого удачливого человека, у атамана имелись завистники. Кто-то из них стал нашептывать суеверному и мнительному Самоте, будто именно он стал прообразом для создателя деревянного Самсона.
— Как такое могло случиться? — недоумевал атаман. — Я никогда не встречал и не видывал того умельца.
— А ты вспомни хорошенько, батько, сколько раз тебе доводилось засыпать после доброго штофа горилки так, что на следующий день ничего не мог вспомнить… — убеждали завистники и недоброжелатели атамана.
— Вроде бы случалось со мной такое…
— Вот однажды тебя, пьяного, и заприметил скульптор-нечестивец. Ты храпака давал, а он глядел и вырезал фигуру древнего богатыря. Да еще этот богохульник душу твою пересадил в деревянного истукана…
Другой бы на месте Самоты посмеялся над подобными домыслами, но, видимо, услышанная нелепица крепко зацепила атамана. Задумался он, забеспокоился: а ну, как и вправду, его душа теперь в деревянном истукане обитает?..