В тот вечер леди Рид принимала у себя одну из своих светских приятельниц, тоже недавно овдовевшую. Мери, как обычно в подобных случаях, отправили на кухню, и она поджидала там прихода учителя, а заодно лакомилась благоухающим ванильным кексом.

— Обожаю все, что ты печешь, Дженни! — похвалила служанку девочка, уплетая вторую порцию.

За несколько месяцев Мери порозовела, щечки ее округлились. Да и Сесили, благодаря пособию, которое выплачивала ей леди Рид, теперь тоже выглядела куда лучше. Мать и дочь смогли перебраться в другое место и, пусть они снова жили на постоялом дворе, поскольку меблированные комнаты были все-таки слишком дороги для них, новая гостиница отличалась чистотой, и кормили там вполне прилично.

Леди Рид не желала, чтобы Мери Оливер показывался, когда она принимала у себя подруг, и девочка уже выучила наизусть все правила, которые соблюдались в доме. А их существовало множество, и некоторые были ужасно, на ее взгляд, смешными. Однако Мери старательно соблюдала все, потому что знала: одна ничтожнейшая ошибочка — и ее вышвырнут за дверь. Например, требовалось опускать глаза и держать руки сцепленными за спиной, когда кто-нибудь к ней обращался. Или еще: она была обязана тщательно и бесшумно закрывать дверь комнаты, в которую вошла или из которой вышла. Разве не смешно?

Впрочем, в особняке имелись и такие комнаты, куда вход ей был вообще запрещен. Та часть дома, куда ребенка пускали, состояла из кухни, большой и малой гостиных, вестибюля, кабинета покойного сэра Эдварда, где учитель давал ей уроки, оружейного зала и столовой. Но даже по этой малости Мери удалось сделать вывод, что у семьи, отказавшейся признать жену сына, ее маму, очень даже хорошенькое состояньице. Тут вся мебель — и столики на гнутых ножках, и сундуки, и шкафы, и столы со стульями — была из драгоценных пород дерева, с роскошной резьбой, инкрустациями или уж по крайней мере выделана исключительно изящно. Фарфоровые вазы — все с прелестными цветочками, украшенными тонкой позолотой. Подсвечники — все серебряные, а ковры такие мягкие, что Мери с удовольствием разувалась, чтобы по ним пройтись!

Ей ужасно хотелось подняться на второй этаж этого жилища, тем более что вокруг него не было даже садика, ну откуда же — особняк ведь в самом центре города. Она знала, что там, наверху, много-много комнат, но ей не разрешали туда ходить.

Малая гостиная, где принимала свою великосветскую гостью леди Рид, отделялась от кухни узким коридорчиком, и это позволяло Дженни прибегать на колокольчик хозяйки без всякого промедления. Наплевав на правила, Дженни оставляла дверь в этот коридорчик открытой, чтобы приступы хохота, которым они с Мери Оливером то и дело закатывались, не помешали ей услышать зов и вовремя откликнуться на него. Кухарка очень полюбила малыша и считала чудовищной несправедливостью то, что ее хозяева до сих пор пренебрегали таким чудесным ребенком. А Мери пользовалась этим и, чтобы как следует растрогать добрую женщину и расположить ее к Сесили, постоянно восхваляла бесчисленные достоинства мамочки и подчеркивала, в каком мамочка отчаянии, в каком бедственном положении.

Леди Рид в тот вечер была так огорчена и раздосадована письмом, полученным с утренней почтой от старшего сына, что позабыла закрыть дверь малой гостиной. Письмо было ответным на ее сообщение о том, какие шаги она предприняла в связи с появлением на сцене Мери Оливера.

Тобиас Рид после смерти отца унаследовал его дело, преумножил состояние и позволял себе теперь не без тщеславия надеяться на торговые сделки с Королевским морским флотом.

Ему захотелось выразить свое удивление, раздражение и протест, вызванные поступком матери, — написал леди Рид единственный теперь сын и наследник, — потому что подобное решение доказывает: она утеряла свою всегдашнюю прозорливость, а ее чрезмерное великодушие и неоправданная щедрость приведут лишь к жестокому разочарованию, поскольку благодарности ей не дождаться. И добавил, что при первом же удобном случае явится к матери, чтобы все это обсудить поподробнее.

Дженни, вернувшись к своим кухонным хлопотам, настолько погрузилась в них, что уже не обращала ни малейшего внимания на разговор, доносившийся из малой гостиной, да и на Мери тоже. Зато девочка была в восторге от возможности разузнать как можно больше и навострила уши, тем более что леди Рид как раз начала жаловаться приятельнице на поведение своего старшего сына.

— Тобиас такой вспыльчивый, прямо буйный, такой упрямый, раздражительный, чуть что — сразу в гнев! Полная противоположность своему покойному брату, — доверительно поведала старая дама гостье. И продолжила: — А так хотелось, чтобы Тобиас подарил мне внука! И я говорила ему, когда он овдовел, что хотелось бы, но… Тобиас наотрез отказывается жениться вторично под предлогом того, что холостяком чувствует себя свободнее, а он любит свободу и, не будучи связанным, располагает всем своим временем! Будто это нормально! Нет, я не понимаю его развязности с женщинами, пусть даже Тобиас называет это непринужденностью… Со мной он, разумеется, сдержан, но ведь легко догадаться, что жизнь мой сын ведет отнюдь не монашескую, что ему просто нравится выступать в роли любовника, в то время как элементарные приличия требуют, чтобы он стал мужем. Боюсь, Тобиас остерегается женщин после столь печально закончившейся авантюры его брата. Думаю, он так и не простил Джона за то, что тот пожертвовал всеми нами, своей семьей, ради какой-то, простите, потаскушки… Выбрал ее, когда у него были мы! Предпочел ее! Знаете, я не могу винить Тобиаса… И все же — что я могла сделать, когда возникла такая дилемма?

— Именно то, что вы столь милосердно и сделали! — услужливо подсказала подруга.

— Ах… этому бедному ребенку не повезло! — вздохнула леди Рид. — Мальчик родился от дважды непотребной девки: бездельницы и шлюхи! Боже, с каким трудом я вырвала ребенка из цепких когтей этой мегеры, но одному Господу известно, надолго ли…

Сама она шлюха и мегера! Надо же — так говорить о ее мамочке! Мери сжала кулачки. Сесили не заслужила, чтобы родные отца так о ней отзывались!

— Ну что, голубчик, ты покушал? — ласково спросила Дженни, которая, думая о своем, ничего не слышала.

Мери постаралась спрятать охватившие ее обиду и гнев за улыбкой, которую научилась как по команде наклеивать на личико, и попросила налить ей еще чашку молока.

Несколько минут спустя пришел учитель Мери Оливера и объявил, что пора начинать урок географии. Мери поплелась за ним в кабинет сэра Эдварда, где оборудовали класс. В коридоре они встретили леди Рид: она вышла проводить гостью. Обе женщины поздоровались с педагогом, пожелали ему успешной работы, а Мери Оливера каждая наградила обидно-высокомерным взглядом, впрочем, довольно благосклонным, но все-таки он возбудил в душе девочки куда больше ненависти, чем благодарности.