— Вот они! — завопила какая-то женщина справа от нее.

Сердце у Мери учащенно забилось.

Корнель ехал в повозке стоя, его единственная рука была привязана к бедру, он достойно держался в окружении конвоиров и сохранял равновесие на шаткой повозке не хуже, чем на палубе корабля.

— А он ничего, хорош, — услышала Мери справа от себя.

— Жалко, что такого повесят, — вздохнула другая женщина.

— Да ладно тебе, — усмехнулся парень, — можно подумать, ты на его рожу пришла любоваться, хитрюга, ты ведь пришла поглядеть, как у него рожок высунется, когда его вздернут!

По толпе зевак волной прокатился непристойный смех, и Мери затошнило.

Ей хотелось, чтобы Корнель ее увидел, чтобы почувствовал ее присутствие. Хотелось, чтобы он не только услышал сигнал, но угадал его.

Повозка остановилась, встреченная свистом и криками, но Корнель сошел на землю с таким достоинством, что вскоре они сменились восхищенным шепотом. Поднявшись на помост, он жестом остановил палача, собравшегося нахлобучить на него капюшон. Встретился глазами с Мери. Он поостерегся улыбнуться ей, когда лезвие кинжала разрезало веревки — одновременно с тем как палач старательно приладил ему на шею скользящую петлю. Настороженные охранники с ружьями наизготовку стерегли подступы к эшафоту, плотно окруженному напиравшей толпой горожан, которым хотелось разглядеть казнь во всех подробностях.

Мери пристально поглядела на Корнеля и свистнула. Один-единственный раз. Так пронзительно, что стоявший рядом с ней ребенок вздрогнул.

В толпе вспыхнула ссора, отвлекшая внимание сторожей. Двое из них все же, осторожности ради, приблизились к осужденному. В тот же миг их, разом обоих, уложили меткими выстрелами. Палач в это время отошел, чтобы выполнить свою работу и открыть люк.

Корнель освободил руку от пут. Схватив петлю, он оттянул веревку от шеи в ту самую минуту, когда палач приподнимал крышку люка, и соскочил с помоста вниз. Мери, не теряя ни минуты, устремилась в проход, который для нее проложили ее люди.

Конь ждал ее за углом неприметной улочки. Мери знала, что Корнель с Никлаусом-младшим воспользовались суматохой, которая поднялась после выстрелов, и теперь уже далеко.

Еще свист — и пираты, повинуясь сигналу, исчезли. Перед тем как пришпорить коня, Мери в последний раз обернулась. Жадное любопытство собравшихся на площади сменилось паникой, люди разбегались во все стороны.

А в порту ждали два судна, готовые сняться с якоря. К тому времени, как корсары ее величества соберутся пуститься в погоню, фрегат Баркса будет уже далеко. Корабль же Дункана подберет тех пиратов, которые прятались в толпе, и в свой черед снимется с якоря на следующий день. С легким сердцем Мери повернула коня к порту. Все прошло в точности так, как она задумала.

Беглецов она нагнала, когда они выезжали на мол, и сразу же поняла: не все прошло так, как ей представлялось… Корнель привалился к шее коня, которым управлял Никлаус-младший, держа в руках уздечку. Вскоре кони остановились, Мери поравнялась с ними и страшно закричала, когда Корнель упал к ее ногам.

Пуля пробила ему грудь. Он умирал…

Они все же положили раненого в лодку, которая должна была доставить их на судно. Матросы налегли на весла, стараясь как можно скорее отдалиться от берега. Все молчали, словно отдавая последние почести Корнелю. Смертельно бледный Никлаус поддерживал голову умирающего, лицо которого постепенно утрачивало краски. Видя, что Корнель силится заговорить, Мери склонилась над ним.

— Я люблю тебя, — еле слышно произнес он.

— Я тоже тебя люблю, — простонала она, мучительно стараясь улыбнуться.