С трех судов были брошены крюки, которые цеплялись за штаги и бортовые ящики для хранения коек. Еще несколько минут — и со всех сторон, словно муравьи, на штурм галиона устремились по этим веревочным мостикам матросы с саблями, топорами в руках, заряженными пистолетами за поясом, с ножами в зубах.

Мери и Никлаус-младший бросились к галиону в едином порыве. Поначалу Мери хотела удержать сына, как когда-то ее саму Корнель пытался не пустить в бой. Но, встретив умоляющий взгляд Никлауса, заставила себя промолчать. Ему необходим был воздух битвы, как его отцу и ей самой. Совершенно бесполезно пробовать увести человека в таком состоянии. Мери заглушила голос материнской тревоги и ринулась в драку.

Бой разгорелся, повсюду яростно сражались: на носу, на корме, на мачтах и даже в каютах.

Везде шла резня, везде царило неистовство. Мери могла сколько угодно себя обманывать, но она видела, что Никлаус испытывает от безумия битвы подлинное наслаждение. Такое же, какое испытывала она сама.

Три часа спустя палубы галиона были залиты кровью. Несколько пиратов остались лежать в этих красных лужах. Никлаус-младший был ранен в плечо — царапина, которой он гордился.

— Их было трое, видал, Барбет? А ты, Комиль, тоже видел? Втроем на меня напали и хотели схватить! — горячился он, показывая, как отбивался.

— Раз уж на то пошло, сказал бы, что их было десять! — насмешливо поддела его Мери. — Иди-ка лучше займись своим порезом. У тебя останется хорошенький шрам, чтобы было чем похвастать.

— Надеюсь, Мери! — уже на ходу бросил Никлаус, но побежал не к судовому врачу, а к Корнелю.

Она только вздохнула, на мгновение пожалев о тех временах, когда Никлаус называл ее мамой. Корнель прав: мальчик стал мужчиной. В каком-то смысле, что тут ни делай, она уже потеряла его.

Мери устало провела рукой по лбу и почувствовала, что он опять пылает. С тех пор как случился выкидыш — а после того еще и недели не прошло, — Мери время от времени бросало в жар. Но это всегда проходило через несколько минут. Она решила поговорить об этом с Кривоногим, судовым врачом. Он, несомненно, даст ей какое-нибудь более подходящее лекарство, чем ром.

На всех трех фрегатах суетились, уносили раненых и делили добычу. Мери издали заметила Корнеля, который вместе с Дунканом и Никлаусом скрылся в каюте на корме галиона. И решила присоединиться к ним.

Когда она вошла в каюту, Дункан теснил капитана галиона, а тот явно не намерен был сдаваться.

— Что тут происходит? — спросила Мери.

— У этого господина есть карта, вот она, на столе разложена, и на ней какой-то остров помечен крестиком. Похоже, там спрятан клад, — ответил Дункан.

Мери искоса взглянула на карту и с трудом сдержала улыбку.

— Вижу, — отозвалась она, приближаясь к капитану галиона, весьма недовольному той ролью, которую пришлось играть.

Мери подняла саблю и ткнула острием ему под подбородок.

— Лучше бы тебе ответить на наши вопросы, — угрожающе процедила она.

— Идите к черту со своими происками. Я не пойду на то, чтобы…

Окончание фразы потонуло в бульканье. Не станет же Мери сводить на нет старания Корнеля и портить удовольствие Никлаусу из-за такого жалкого человечишки!