Вся команда, понурившись, минуту простояла на юте в безмолвии, затем, хотя Корнель об этом не просил, раздались звуки скрипки. Она одна плакала за всех матросов, которые не могли показать своего горя.
— Волею Корка я стал вашим капитаном, — заявил Корнель, едва затихли последние аккорды, — и потому мог бы потребовать, чтобы все так и оставалось. Но вы пробыли на борту этого судна дольше меня. Если у кого-то есть возражения, пусть скажет об этом.
— Я против, — выступил вперед старший матрос. — «Бэй Дэниел» по праву должен перейти ко мне.
— Если бы это было так, Корк не доверил бы его мне на все время до своего возвращения, — проговорил Корнель достаточно громко для того, чтобы все его услышали. — Однако я воспринимаю твою просьбу как законную. Подойди ко мне.
Тот повиновался и с достоинством взошел по четырем ступенькам, отделявшим Корнеля, Мери и Никлауса-младшего от остальной команды — всего здесь было человек тридцать, и все они глаз не сводили с этой троицы. У Корнеля не оставалось выбора. Передача власти оказалась нелегким делом. Ему надо было немедленно доказать своим людям, что они могут доверять ему точно так же, как доверяли Корку.
— Судно принадлежит мне, — с ликованием в голосе повторил старший матрос, встав перед ним.
— Не спеши. Мы оба его хотим, это ясно. Нам придется помериться силами. Согласен ли ты на поединок?
Старший матрос, злобно усмехнувшись, спросил:
— Драться? Мне? С тобой? Когда у тебя и так уже руки недостает?
Всего несколько матросов осторожно хихикнули, но остальные тотчас пресекли веселье недобрыми взглядами. У пиратов не принято было насмехаться над увечьем — зачастую оно было свидетельством мужества.
— Та рука, что у меня осталась, умеет держать саблю. Победитель получит это судно и власть, его слова приобретут силу закона.
— Тогда я тебя сейчас убью, — решил старший матрос, выхватывая из-за фланелевого пояса саблю, — а потом побалуюсь с твоей шлюхой! Она может сколько угодно носить мужскую одежду, есть вещи, которых не спрячешь.
— Эта шлюха — моя жена, — громко и внятно произнес Корнель, — и она сама даст пинка тебе в зад, если я не смогу.
И, когда клинки уже со звоном скрестились, приказал Мери:
— Уведи Никлауса!
Он не хотел, чтобы старший матрос мог использовать мальчика для того, чтобы воздействовать на него, Корнеля.
Ему необходимо было спокойствие духа. Потому что сейчас на карту была поставлена не просто его жизнь. Ставкой была Мери. Она, Никлаус-младший и «Бэй Дэниел». Когда он счел, что Мери и ее сын вне досягаемости и им, стоящим на площадке лестницы, ведущей на среднюю палубу, уже ничто не угрожает, он сосредоточил все свое внимание на старшем матросе.
В течение нескольких секунд клинки яростно сшибались в воздухе, вынуждая обоих мужчин исполнять какой-то зловещий танец. Каждый подстерегал обманное движение другого, ждал, пока тот совершит ошибку, которая решит исход боя.
У подножия лестницы заключали пари. Матросы забрались на фалы и ванты и висели на них неподвижно, словно пауки. Каждый сделал свой выбор. Прислушиваясь к их выкрикам и брани, Корнель мог судить о том, насколько ему сочувствуют, и с радостью убеждался в том, что сторонников у него намного больше, чем у его противника. Да и противником старший матрос был не слишком опасным. Он был храбрым и ловким, однако недооценивал мощь, которую заключала в себе единственная сражавшаяся с ним рука. Корнелю это обстоятельство всегда давало немалое преимущество.
Он позволил оттеснить себя к поручням и быстрым движением верхней части тела уклонился от сабельного удара. И тогда произошло то, на что он рассчитывал. Клинок глубоко вонзился в дерево и застрял там. Корнелю оказалось достаточно ударить противника головой в подбородок, чтобы помешать ему вызволить саблю. Затем он оттолкнул его ногой и мгновенно обезоружил. Еще секунда — и вот уже острие сабли Корнеля щекочет горло старшего матроса, а тот даже не может утереть кровь, капающую с рассеченной губы.