Когда носилки опустили на пол, Ди велел принести кувшин подогретого вина. Вдвоем с Цзяо Таем они разрезали ножом Капрала веревки и усадили Гунь Шаня в кресло лицом к стене. Тот попытался освободить рот, но не смог: от тугих веревок у него онемели руки. Вор начал глухо стонать. Свет единственной свечи падал прямо на его искаженное болью лицо и на истощенное, все в шрамах тело. Лодыжка у него распухла, а ступня была неестественно вывернута.
— Его нога навела меня на любопытную идею, — сказал Цзяо Тай. — Что, если он и есть тот поганец, который подглядывал за парочкой? Возможно, он тогда просто прикинулся хромым. Отличный трюк, чтобы сбить всех с толку. Остальные приметы тоже сходятся: он высокий, худой...
Ди вдруг резко обернулся и впился глазами в своего помощника.
Цзяо Тай смешался.
— Это всего лишь мое предположение, — робко произнес он, — я вовсе не хотел...
— Замолчи! — прикрикнул на него судья и стал быстро ходить взад и вперед, сердито бормоча что-то себе под нос.
Цзяо Тай опасливо посматривал на него. Он не мог взять в толк, чем так разгневал судью.
Наконец Ди остановился и с чувством произнес:
— Спасибо тебе, Цзяо Тай. Твое замечание помогло мне докопаться до истины. Я был полным дураком, я слепо ухватился за одну-единственную версию... Что ж, теперь мне все ясно.
Услышав приближающиеся шаги, он сделал знак помощнику остаться, а сам поспешно вышел в коридор. Судья Дэн, как и Бань, был в домашнем платье с опухшими со сна глазами. Он попытался о чем-то спросить, но Ди приглушенным голосом сказал:
— Отошлите своего советника.
Дэн сделал знак Баню удалиться, и судья продолжал:
— Завтра ваша честь выслушает показания обвиняемого в суде. Закон запрещает судье проводить допрос приватно, однако на меня это правило не распространяется, и я его допрошу сейчас. Вы встанете за его креслом так, чтобы он вас не видел.
Появился стражник с подносом, на котором стояли две чашки и кувшинчик с вином. Ди взял у него поднос и вернулся в кабинет. Дэн и Цзяо Тай встали возле стола. По знаку судьи Цзяо Тай запер дверь, и тогда Ди освободил пленнику рот. Едва шевеля вспухшими губами, Гунь Шань пролепетал:
— Не надо! Не надо!
— Никто не собирается тебя пытать, я тебе это обещаю, — мягко, но убедительно произнес судья Ди. —
С этими словами он поднес носик кувшинчика ко рту Гунь Шаня. Пока тот судорожно глотал вино, Ди снял с шеи шарф и укрыл им колени Гунь Шаня.
— Чуть позже я велю дать тебе чистое платье и попрошу врача заняться твоей ногой, а потом ты сможешь хорошенько выспаться. Ты ведь очень устал, и лодыжка, верно, очень болит, не так ли?
После грубого избиения в гостинице внезапный переход к нормальному, человеческому обращению окончательно сломил Гунь Шаня. Он стал тихо всхлипывать, и по его впалым щекам потекли слезы.
Ди извлек из складок своей одежды продолговатый пакет, развернул его и, показывая Гунь Шаню старинный кинжал, ровным голосом задал свой первый вопрос: