— Как знать, может, Гэ и покончил с собой из-за своей распутной супруги.

Гунь Шань осторожно пощупал горло, сделал еще глоток чая и с кривой ухмылкой прокаркал: — Женщины все распутницы, все до одной, и госпожа Гэ — не исключение. И все же, как это ни покажется вам странным, мое предложение связано именно с торговцем Гэ. А теперь слушайте внимательно. Если кратко, то дело тут такое. Ко мне попала записная книжка Лэн Цзя-ня. Он известный банкир, а также компаньон и деловой советник Гэ. Я хорошо разбираюсь в цифрах и скоро понял, что в своей книжке он отмечал те суммы, которые в течение последних двух лет сумел утаить от Гэ. Он украл много, что-то около тысячи ямбов[3].

— Как у тебя оказалась эта записная книжка? — спросил Ди. — Такие вещи банкиры обычно берегут как зеницу ока.

— Не твое дело! — отрезал Гунь Шань. — Все, что от вас требуется...

— А ну, погоди, — прервал его судья. — Я в цифрах тоже кое-что смыслю, как раз из-за этого и должен был спешно распрощаться со своим местом начальника стражи. Для того чтобы по кратким записям судить о движении денег во время торговых операций, надо быть волшебником. К тому же записи наверняка были как-то зашифрованы. Так что не морочь мне голову, приятель.

Гунь Шань подозрительно взглянул на судью и затем сказал:

— Ну ты и ловкач! Ладно, коли ты такой настырный, то вот тебе мой ответ. Я облазил весь дом Гэ, без его, понятное дело, ведома, и нашел его тайник. Там у него про запас были припрятаны золотые слитки, и теперь этот запас — мой. Там были и деловые бумаги, я их тоже не обошел вниманием. С их помощью я и сумел разобраться в записях Лэн Цзяня.

— Понятно. Ну, а дальше что?

Гунь Шань достал из рукава листок бумаги, бережно разгладил его на столе и, тыча в него паучьим пальцем, приступил к объяснениям.

— Это страница из записной книжки. Завтра утром вы посетите Лэн Цзяня, предъявите ему эту страничку и скажете, что вам все известно. Потом заставите его подписать два платежных поручения: одно — на шестьсот пятьдесят, другое — на пятьдесят ямбов. Имя получателя пускай не указывает. После этого небольшого кровопускания у него останется еще триста ямбов, что для него совсем неплохо, скажу я вам. Конечно, хотелось бы заграбастать все, но я давно усек основное правило шантажа: надо всегда сколько-нибудь оставлять, чтобы не доводить человека до полного отчаяния. Поручительство на шестьсот пятьдесят вы отдаете мне, а себе берете второе, на пятьдесят. Ну как, по рукам?

Лениво поглаживая бакенбарды, судья Ди устремил на проходимца пронизывающий взгляд и неторопливо произнес:

— Вот что я тебе скажу, Гунь Шань. Мой дружок, пожалуй, выразился слишком сильно, зато по существу. Я вполне уверен, что ты в своем деле настоящий мастер, только смелости у тебя маловато, да и драться ты не умеешь. Знаешь же, что сам не решишься встретиться с банкиром лицом к лицу и потребовать у него деньги, а? Гунь Шань заерзал на стуле.

— Так что? Договорились или нет? — хмуро спросил он.

Судья Ди взял листок, хладнокровно убрал его в рукав и только тогда ответил:

— Договорились. Только делим все поровну. Сообрази-ка сам: благодаря тебе, бумага теперь у меня. Так зачем ты мне сдался со своей записной книжкой? Почему бы нам одним не провернуть все дельце, а тебе вообще ничего не давать? Что, разве не так?

— Абсолютно точно! — расплывшись в улыбке, поддакнул Цзяо Тай.

— А что помешает мне сообщить в суд о местонахождении двух грабителей? — гадко осклабился Гунь Шань.

— Отсутствие смелости — вот что, — спокойно отозвался Ди. — Ну, тебе решать!

Гунь Шань впился в него злобным взглядом. Он прижал руку к щеке, пытаясь унять нервный тик, и наконец сказал:

— Ладно. Поровну так поровну.