В голове пульсировало. Я открыла глаза и застонала, потому что их резанул свет от стоявшего рядом ночника.
– Эй? – прошептала я, озираясь по сторонам. Комната была маленькая, в лиловых тонах, с единственной кроватью в углу, на которой я лежала, и тумбочкой с ночником. Ни постеров, ни фотографий – никаких признаков того, что у этой комнаты был хозяин. Я медленно спустила ноги с кровати и поставила их на пол. Потом попыталась встать, но свалилась обратно на кровать.
– Квини?
Я подняла взгляд, чтобы понять, кто это зовет меня по имени, и увидела Джанет, она шла ко мне с кружкой в руке.
– Как вы себя чувствуете? Вот, попейте. Пусть только сперва немного остынет.
Она протянула кружку, потом поставила ее на тумбочку.
– Не хочу, чтобы вы еще и руки обожгли.
Джанет присела на край кровати.
– А что случилось? – спросила я. Меня трясло.
– Я достану одеяло.
Джанет открыла ящик для белья и вытащила вязаный лоскутный плед, укрыла меня и снова села.
– Мне не холодно, это просто дрожь, – сказала я.
– Это обычный всплеск адреналина. Скоро пройдет. Ничего страшного, – сказал она и глотнула чаю из своей чашки. – Вы упали в обморок, Квини.
– Такое уже бывало, когда я жила в Брикстоне, – сказала я Джанет. – Так мерзко падать на грязный пол. Но почему это случилось сейчас? Разве мне не должно становиться лучше? Что со мной не так? Со мной ведь что-то сильно не так? Мне хуже? – спросила я, усаживаясь ровно в ожидании новых вопросов.
– Нет. Абсолютно нет, – заверила меня Джанет. – Путь к выздоровлению извилист. Это не прямая дорога. Эта тропа петляет, на ней множество ухабов и поворотов. Но вы движетесь в правильном направлении.
– Это все красивые терапевтические слова, Джанет, – сказала я, потянулась за кружкой, оперлась на локоть и сделала глоток. – Господи, как сладко!
– Вы сегодня много сладкого ели? – спросила Джанет.
– Вообще не ела. Один тост и все. Аппетита не было, – ответила я и снова легла.
– Тогда пейте. До дна. Ваша бабушка уже едет.
– Простите, что? Бабушка решилась выехать из южного Лондона? – я приподнялась и поставила кружку. – Она не покидала свой район с тех пор, как поселилась там в пятидесятых, а ведь на севере города у нее родственники живут. Ох, Боже мой.