Но рептилии нигде не было видно. Кувалда просканировал ещё раз.
— Тама он, внизу, вашбродь, под шконкой, — подсказал крестьянин.
— Благодарю, любезный, — ответил Краснослав.
С одной стороны, ему было приятно, что простой народ готов скорее поддержать его, нежели революционера-рептилоида. С другой стороны, это могло быть показной, ненастоящей поддержкой, ведь он скорее видел страх перед барином, а не сочувствие или уважение.
— Вылезай, тварь, — приказал Кувалда, пытаясь носком туфли достать скользкого змея.
— Эксплуататор! Буржуй! — взвизгнул революционер из-под шконки. — Кровопийца!
От последнего оскорбления у Кувалды закипела кровь, и он рывком приподнял шконку вместе со всеми арестантами, переставил её на другое место, поднимая клубы пыли, среди которых извивался мелкий чернявый юноша, изо всех сил пытающийся избежать наказания, но продолжающий выкрикивать лозунги вперемешку с бранью.
— Мироед! Буржуй! Революция всех вас уничтожит! — вопил он.
За дверью послышались тяжёлые шаги, в замке зашуршал ключ.
Кувалда вторым зрением просканировал юношу, с неожиданным для себя удовлетворением замечая все признаки скрытой рептилии — чешую, вертикальные зрачки, мелкие острые зубы. Наконец-то, враг обнаружен.
Но едва он замахнулся, чтобы нанести удар, как дверь распахнулась, а змей ловко уполз под другую шконку, буквально одним движением ныряя в безопасность.
— Сычёв! На выход! — рыкнул вертухай, и Кувалда понял, что на этот раз рептилия останется невредимой. Он похолодел, ещё крепче стиснул кулаки, и лишь усилием воли сдержал рвущийся наружу гнев.
Глава 17
Его вывели в коридор, а камеру с рептилоидом снова закрыли на ключ. Кувалда хмуро косился на полицейских, которые не имели ни малейшего представления о настоящей опасности, запертой в этой камере.
Холодный, промозглый коридор околотка почему-то напомнил капитану о космосе и таких же длинных и прохладных коридорах межзвёздных станций. С другой стороны, космические корабли не отапливались дровами, а здесь рядом с каждой дверью лежали аккуратные поленницы. Печки топились, разумеется, прямо из коридора.
Кувалда отогнал назойливую мысль схватить полено и вырубить конвоиров, чтобы сбежать. Ему даже не надели наручники, не толкали и не оскорбляли, просто вели по коридору, видимо, уважая дворянское достоинство. Шли молча, один раз поднялись по лестнице, остановились у одной из дверей, на которой Краснослав заметил табличку «Слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ Астаховъ В.В.», потёртую и выцветшую от времени.
Один из полицейских постучал, заглянул внутрь, испросил разрешения. Краснослава ждали. Кувалда вошёл следом за конвоиром, будто на эшафот. Кроме самого Астахова, который сидел за столом и что-то писал, низко склонив седую голову над бумагой, в кабинете был ещё один посетитель. Немец. Готлиб Карлович глядел на подопечного с укоризной, будто это Кувалда лично заставил его сидеть и ждать на неудобном скрипучем стуле в прокуренном кабинете следователя.
Кувалда молча смотрел то на директора, то на Астахова. Первым не выдержал Немец, несмотря на свою репутацию холодного и бесчувственного мерзавца.
— Вы телаете ущерп репутации Гимнасия, Сычёфф, — прошипел он с ещё более ужасным акцентом.
— Мы разберёмся, Готлиб Карлович, — подал голос следователь по особо важным делам Астахов, поднимая голову. Кувалда увидел пышные бакенбарды на обрюзгшем лице, набухшие веки и красные прожилки на щеках и носу, безошибочно выдающие пристрастие Астахова к алкоголю.