– Вольно… – она устало прижалась к его плечу.
– Как же ты сообразила, с капюшоном-то? – он стал гладить забинтованную голову.
– Ты не поверишь…
– Зная тебя, Анюта, я поверю всему! Клянусь!
– Мне подсказывал внутренний голос! Настоящий такой… И почему-то мужской. Что ты улыбаешься?
– Молодая ты еще… И правильно. Никогда не старей…
– Я, конечно, потом посоображала немного, когда уже в себя пришла. Это была внутренняя логика. Анализ увиденного… Слушай, такой стремительный! Увидела утолщение стены на своей лестничной площадке и поняла, что никто там стоять не может: соседи-то безвыездно на даче! Никогда они посреди недели не возвращаются! Бомжи обычно стоят у батарей. Влюбленные подростки у нас имеются только на четвертом! Значит – стоп! Фонари не горят – значит, ситуация усложнилась! Надо бежать! А куда? Тут я, наверно, вспомнила, как ты говорил еще осенью, что в банке охранник ночует. Туда надо бежать! А когда я услышала, как этот тип глубоко вдыхает воздух, – («Ох!» – тихонько простонал Левицкий.) – то поняла, что он к удару готовится. Замахивается. Вот капюшон и дернула!
– Может, правда к нам пойдешь? – тоскливо спросил он. – Лейтенантом будешь.
– Ну вот еще! Ты, значит, полковником, а я лейтенантом?
– А кем ты должна быть, если я полковник?
– Если оценивать умственные способности? Пропорционально интеллекту? – уточнила она. Он молча кивнул, уже зная, что она скажет.
– Только маршалом! Генералиссимусом!
– Я поговорю с начальством… Теперь о Ледовских. Если клязьминские милиционеры действительно крутятся только вокруг этих неизвестных наркоманов, я их растрясу так, что им мало не покажется! Обещаю! Похоже, что ты и правда натолкнулась на какой-то новый аспект этого дела.
– А письма? – тихо спросила она.
– Анюта! Я боялся этого вопроса, как не знаю чего! Ну они-то при чем?
– Ни при чем?
– Нет! Ну нет у меня оснований для противоположных выводов! Если письма ни при чем, все гораздо проще!
– Вот в том-то и дело! – с неожиданной злобой сказала она. – И я не понимаю, при чем здесь они! Зачем?! Особенно одно из них!
– Я не понял, ты на кого сердишься-то?
– Да на себя!