Выступление И. Б. Пранайтиса, опального ксендза – одного из немногих священнослужителей, публично поддерживавших обвинение в ритуальном убийстве, – продемонстрировало готовность властей использовать любые доказательства, даже чрезвычайно надуманные и крайне слабые. Важнейшим обстоятельством стало то, что ни один православный священник или богослов не согласился выступить на процессе[33]. Пранайтис в 1892 году выпустил сочинение, в котором «доказывал», что обрядовые предписания иудаизма требуют принесения в жертву иноверцев. Книга вызвала некоторый ажиотаж среди антисемитов, но вскоре после этого Пранайтису пришлось перебраться в Ташкент: петербургская полиция обвинила его в шантаже. В 1911 году ему разрешили вернуться в столицу – после того, как он согласился высказаться на суде в качестве эксперта. Пранайтис утверждал, что Талмуд разрешает убийства иноверцев, хотя каноны иудаизма запрещают лишать человека жизни. Более того, убийства неевреев приближают явление Мессии и, будучи кровавым жертвоприношением, выполняют важную обрядовую функцию. Опираясь на труд бывшего еврейского раввина, принявшего христианство, Пранайтис заявлял, что евреи употребляют кровь христиан в магических и медицинских целях, а также при совершении некоторых религиозных ритуалов, таких как заключение брака, обрезание и приготовление мацы. На суде Пранайтис оскандалился, и защита Бейлиса легко разгромила его утверждения во время перекрестных допросов. Адвокаты подсудимого продемонстрировали его глубокое невежество в том, что касалось иудаизма и Талмуда, указав среди прочего, что он с трудом читает по-еврейски. Защитники также вызвали свидетелей, оспоривших приведенные ксендзом переводы и толкования иудейских текстов, и задали вопрос, может ли он вообще прочесть тексты, на которых основывает свои высказывания. Обвинители возразили, что в проверке способности Пранайтиса читать иудейские тексты нет необходимости, и пожаловались судье, что защита хочет убедиться в познаниях священника, заставив его перевести на суде названия нескольких десятков трактатов (см. Документ 51).
Обвинение привлекло и других «экспертов» с целью подкрепить тезис криминалистов о том, что убийство Андрея совершили с намерением выпустить кровь из тела, несмотря на отсутствие доказательств в пользу версии, изложенной обвинителями. На теле не нашли признаков намеренного разрезания кровеносных сосудов (что облегчило бы выпускание крови) или применения всасывающих устройств. Кроме того, орудие, которым воспользовался убийца (вероятнее всего, шило), лишь с большим трудом могло проколоть вены и артерии. Тот, кто собирается выкачать как можно больше крови, не станет наносить удары после смерти жертвы – между тем многие раны на теле Андрея появились уже после его гибели. Но невозможно было допустить, чтобы патологоанатомы подрывали усилия по обвинению Бейлиса в убийстве.
Одним из экспертов стал профессор Д. П. Косоротов из Московского университета, специалист по судебной медицине. Он поддержал мнение властей о том, что раны на теле Андрея были нанесены для получения как можно большего количества крови. Но в 1917 году следственная комиссия Временного правительства, рассматривавшая дело Бейлиса, выяснила, что Косоротов получил от правительства за экспертизу 4000 рублей и выделение этой суммы одобрил лично Щегловитов. Косоротов уверял, что эти деньги стали компенсацией за утраченный доход, и отрицал всякое влияние правительственных чиновников на свою экспертизу. Однако некоторые полицейские чины предположили, что деньги были выданы по принципу «услуга за услугу» [Дело Бейлиса 2000: 65‒66].
В качестве эксперта пригласили и Сикорского, профессора психиатрии, повторившего на процессе свои соображения относительно обрядового характера убийства, высказанные в 1911 году. На перекрестном допросе, устроенном адвокатами обвиняемого, Сикорский продемонстрировал глубокую ненависть к евреям и воспроизвел старые шаблонные утверждения:
евреи – приверженцы фанатической религии, сознательно подрывающие основы христианского общества и христианской культуры. Он также упомянул об «особом способе», при помощи которого евреи убивают детей, упомянутом в различных сочинениях. Когда его попросили уточнить, что он имеет в виду под «особым способом», и привести доказательства, он сослался на «известного рода цензуру, которая такие вопросы не пропускает» (см. Документ 52).
Наконец, желая обосновать свои утверждения о том, что Бейлис и неустановленные евреи убили Андрея в обрядовых целях, обвинение прибегло к смехотворным уловкам, изображая Бейлиса религиозным фанатиком, а кирпичный завод Зайцевых – очагом религиозного экстремизма. Власти обратили внимание на то, что отец Бейлиса принадлежал к секте хасидов. Обвинители, однако, благополучно проигнорировали тот факт, что сам Бейлис не отличался строгостью в исполнении предписаний иудаизма, а его стиль жизни не имел почти ничего или даже совсем ничего общего с тем, который практиковали хасиды и вообще религиозные евреи. Бейлис воспитывался в духе иудаистских предписаний, но во взрослом возрасте заметно отошел от религии. Он не соблюдал еврейских праздников, кроме Рош-Хашана и Йом-Киппура, и, как уже говорилось, работал по субботам – включая субботу 12 марта, когда он якобы совершил убийство. Ни один практикующий иудей, тем более хасид, не стал бы работать по субботам. Итак, обвиняемый вел себя в жизни как нерелигиозный человек, но тем не менее обвинители настаивали на его связи с хасидами. Власти заявили, что некий Файвел Шнеерсон, который столовался у Бейлиса, принадлежал к известному хасидскому роду Шнеерсонов. Однако он оказался обычным торговцем сеном и не только не принадлежал к этому хасидскому семейству, но даже никогда о нем не слышал, как выяснилось на допросе[34]. Как подчеркивали представители обвинения, Иона Зайцев, при котором кирпичный завод стал собственностью Зайцевых, был набожным, соблюдающим религиозные предписания иудеем, хотя и не хасидом. В то же время Марк Зайцев, унаследовавший завод после смерти отца в 1907 году, редко посещал синагогу и даже предлагал своим гостям не-кошерную пищу. И если при отце мацу пекли из пшеницы, выращиваемой под строгим наблюдением раввина, то при сыне эта практика прекратилась. Несмотря на громадное количество свидетельств в пользу обратного, представители властей на суде настаивали, что Бейлис связан с хасидизмом и что семейство Зайцевых не отказалось от религиозных практик Ионы Зайцева, сочтенных экстремистскими[35].
Процесс Бейлиса – пародия на правосудие – повредил репутации царизма в глазах мировой общественности. Зарубежные правительства не удалось убедить в том, что принятое в самодержавной России обхождение с евреями оправданно. Напротив, преследование Бейлиса по надуманным обвинениям поставило режим в неловкое положение и подчеркнуло анахроничность его жесткой политики по отношению к евреям. Все укрепились во мнении, что Россия при Николае II является оплотом антисемитизма и что ее правительство пренебрегает правовыми нормами. Критика в адрес российских властей из-за дискриминации евреев не только не ослабла, но, наоборот, усилилась.
Часть IV
Заключительные речи и приговор
Все представители обвинения в своих заключительных выступлениях поддержали утверждение властей о том, что Андрей стал жертвой ритуального убийства с участием Бейлиса. Как один из гражданских истцов, требовавший возмещения нанесенного семье Андрея ущерба, Шмаков принял активное участие в судебных прениях. Для него было крайне важно, чтобы суд вынес обвинительный приговор, упоминающий о ритуальном характере убийства. Рьяный антисемит, Шмаков во время процесса не отказал себе в удовольствии пересыпать вопросы свидетелям небольшими рассказами о еврейских обычаях и верованиях, почерпнутыми из малоизвестных памфлетов и книг, которые он читал во множестве. Его выступление было полно яростных нападок на порочную сущность евреев и иудаизма. Ранее на суде Шмаков отрицал, что Андрея убили Чеберяк и члены ее шайки, но в заключительной речи, раздосадованный тем, что ложь и махинации Чеберяк выплыли наружу, он выдвинул неправдоподобное предположение, обвинив в убийстве Андрея одновременно Чеберяк и Бейлиса. Он утверждал, что Чеберяк заманила мальчика к себе в квартиру и передала его в руки Бейлиса, который, собственно, и совершил убийство.
Другой гражданский истец, Замысловский, посвятил большую часть своей речи защите версии обрядового убийства и опровержению доводов относительно участия Чеберяк в совершении преступления. Замысловский не настаивал на правдивости показаний, основанных на словах Жени Чеберяка, будто бы сказанных им перед смертью; он попросту проигнорировал свидетельства, не соответствовавшие его картине событий. Замысловский также подчеркивал, что Чеберяк боялась Бейлиса и владельца кирпичного завода – те знали о ее преступной деятельности. По странной логике Замысловского, невиновность Чеберяк автоматически означала виновность Бейлиса (см. Документ 53).
Прокурор Виппер произнес пятичасовую речь, подытожив ход процесса для присяжных. Он заявил, что все свидетели со стороны защиты подкуплены или запуганы «заправилами еврейского народа». Виппер уверял, что Чеберяк невиновна, и настаивал на том, что мировое еврейство решило любой ценой добиться оправдания Бейлиса. Согласно Випперу, именно евреи начали говорить о ритуальном убийстве и кровавом навете, чтобы отвлечь внимание от Бейлиса и убийства как такового. Он также делал антисемитские высказывания относительно господства, которое евреи установили над иноверцами, особенно через прессу (см. Документ 56).
Как полагал Грузенберг, представлявший интересы евреев (и уже выступавший, примерно десятилетием ранее, в качестве защитника на процессе по обвинению еврея в ритуальном убийстве), процесс над Бейлисом символизировал столкновение двух культур: одной, укорененной в народных верованиях, суевериях, невежестве, и другой, основанной на разуме и знаниях[36]. По его словам, было бы ошибкой вступать в спор с обвинением относительно предполагаемой потребности евреев в крови христиан. Грузенберг считал, что это процесс над одним отдельно взятым евреем, а не над иудейской религией, и говорил о бесполезности оспаривания народных верований, не подкрепленных ни одним свидетельством. В своих воспоминаниях он писал: «На суде нужно только одно: доказать, что тот, которому приписывается убийство из ритуальных побуждений, убийства не совершил. Нельзя допустить хотя бы один судебный приговор о признании еврея виновным в ритуальном убийстве. Только это важно» [Грузенберг 1938: 114]. Соответственно, в своем выступлении он главным образом указывал на слабость позиции обвинения, в особенности на расхождения свидетельских показаний насчет Бейлиса (см. Документ 55). Маклаков в своей эмоциональной и волнующей речи также по преимуществу демонстрировал невиновность подсудимого. Он решительно возразил против вердикта обвинителей и указал на абсурдность предъявленных властями улик. Маклаков заявил, что Чеберяк сфабриковала свидетельства, позволившие обвинить Бейлиса в преступлении, подговорив мужа и дочь дать ложные показания против него (см. Документ 56).
Вечером 28 октября, изложив резюме по делу, судья Болдырев напутствовал присяжных, которые удалились для совещания. Однако, давая инструкции, Болдырев заявил, что, к его удовлетворению, обвинители доказали факт совершения ритуального убийства на кирпичном заводе. Таким образом, он предпочел не обращать внимания на очевидную слабость показаний свидетелей со стороны властей. Хорошо понимая, что попытка обвинить Бейлиса обречена, судья принял линию обвинителей, разделивших обвинения – и приговор – на две части. Разделение на части приговоров и инструкций присяжным было обычным делом в российских судах и позволяло выносить смешанные вердикты, признававшие справедливыми часть заявлений обвинителей. В деле Бейлиса присяжные могли заключить, что преступление было совершено так, как предполагало обвинение, но при этом заявить, что подсудимый невиновен в его совершении. Иными словами, такое разделение позволяло избежать вынесения однозначного приговора: «виновен» или «невиновен».
Первый поставленный Болдыревым вопрос касался того, имеет или нет данное преступление черты обрядового убийства, второй – того, причастны ли к нему Бейлис и еще один неизвестный еврей. Судья рассчитывал, что разделение двух обвинений облегчит работу присяжным и, таким образом, спасет обвинителей от полного провала. Отсутствие всяких упоминаний о евреях и иудаизме выдавало намерение властей оградить себя от упреков в антисемитизме, хотя свидетели со стороны обвинения утверждали, что евреи и иудаизм сыграли важнейшую роль в совершении убийства. Подробное описание Болдыревым мучительной агонии Андрея и нанесенных ему ран говорило о попытке повлиять на присяжных, чтобы добиться вынесения обвинительного приговора (см. Документ 57).
Присяжные совещались несколько часов и наконец, утром 29 октября, сообщили судье, что вынесли решение. Как показало первое голосование, присяжные сочли (семью голосами против пяти), что преступление имеет признаки обрядового убийства и произошло на кирпичном заводе; при втором, когда обсуждалась причастность Бейлиса, голоса разделились поровну (шесть против шести). Один из присяжных будто бы поменял свое мнение в последний момент, решив, что Бейлис невиновен. По российскому законодательству, равенство голосов истолковывалось в пользу обвиняемого и, следовательно, Бейлис отпускался на свободу. Несмотря на недостаток улик в пользу совершения убийства на кирпичном заводе, ставка властей на то, что присяжные поддержат обвинение в ритуальном убийстве, оправдалась. К тому же им удалось убедить в виновности Бейлиса половину присяжных[37].
Приговора, казалось, ожидал весь Киев. Когда стало известно, что присяжные удалились на совещание, перед зданием суда начали собираться толпы. Полицию и войска привели в повышенную готовность, чтобы они могли немедленно пресечь беспорядки. К утру известие об оправдании Бейлиса стало главной темой разговоров киевлян; вскоре оно распространилось по всей Российской империи и другим странам. Многие жители города пришли к дому, где жила Чеберяк, в надежде, что полиция продолжит там свое расследование. «Киевская мысль» за 29 октября опубликовала статью со следующим заголовком: «Бейлис невиновен». В ней говорилось: «Есть еще правда на Руси! <…> Серые люди спасли честь России!» (намек на присяжных). А в редакционной статье от 30 октября указывалось:
«Спасена не только жизнь невинного человека – спасены честь и достоинство, спасено культурное величие нашей родины»[38]. Однако то обстоятельство, что семеро и шестеро присяжных, соответственно, поддержали версию властей, делает неоправданной веру редакции газеты в жюри, составленное из простых людей, и свидетельствует о бытовании антисемитизма в России эпохи позднего самодержавия. Газеты России, Европы и Соединенных Штатов объявили, что Бейлис признан невиновным (см. Документ 58).
Решение суда о том, что убийство напоминало обрядовое, имело немалую важность. Бейлиса оправдали, но правительственная стратегия – продемонстрировать факт совершения ритуального убийства – сработала. Царские чиновники, по всей видимости, были удовлетворены согласием присяжных с этим пунктом обвинения и увидели, что двухлетние усилия, направленные на то, чтобы засудить невиновного человека, оправдались. Сразу после оглашения вердикта Шмаков дал понять, что цель правительства достигнута и ритуальные убийства признаны реальной угрозой[39](см. Документы 59 и 60). В интервью, данном 30 октября, Замысловский выразил недовольство приговором и заявил, что убежден в виновности Бейлиса. Но он прибавил также, что правительство не будет подавать апелляцию, ибо главная цель – признание факта ритуального убийства – достигнута. Согласно Замысловскому, в возобновлении расследования с целью получить новые улики и выяснить, кто совершил убийство, не было необходимости: тем самым он признавал, что власти не заинтересованы в обнаружении настоящего убийцы (или убийц)[40]. Решение не обжаловать приговор свидетельствует о том, что Щегловитов хотел оставить процесс в прошлом и не верил, что его подчиненные смогут собрать улики, которые убедят новый состав присяжных в виновности Бейлиса. Вследствие этого убийца или убийцы Андрея так и не предстали перед судом.
Оправдание Бейлиса явно разочаровало тех, кто отстаивал тезис о ритуальном убийстве и требовал вынести Бейлису обвинительный приговор. Но в вердикте присяжных они могли найти и некоторое утешение: Бейлиса оправдали, однако власти были очень близки к тому, чтобы добиться его осуждения, и этот факт вызывал удовлетворение. Правительство, с точки зрения этих людей, продемонстрировало реальность ритуальных убийств. В «Двуглавом орле» от 30 октября провозглашалось: «Один жид оправдан – все жиды осуждены». В том же номере была помещена редакционная статья, повторявшая то, что неизменно утверждала газета (см. Документ 61). Сторонники режима вели себя так, будто обвинители выиграли дело, и устроили торжественный банкет, пригласив Щегловитова и Виппера в качестве почетных гостей. Те, кто работал на благо режима, удостоились повышения: Болдырев стал главным судьей Киевского апелляционного суда и обладателем золотых часов, подаренных Николаем II. Чаплинскому досталось место в Сенате, высшем органе государственной власти, а Замысловский обогатился, получив от властей 25 тысяч рублей за оказанные им услуги.