В 1932 году… Чего же он хочет-то от меня, а? В 32-м... По ночам привозили не так уж и много, во всяком случае, конечно, не столько, сколько в 37-м… 32-й… Год голодный был, но как-то справлялись... Помню, что в мае запустили первый советский дирижабль (я тогда этим очень интересовался), помню, что вроде Горький окончательно вернулся, но кремировал-то я его много позже, только в 1936-м…
— Ну, что? Вспомнил, Нестеренко?
— Если честно, нет, гражданин начальник...
— Может, тебе помочь?
— Ну, если вы скажете, к чему ведете, мне, конечно, будет значительно легче...
— А веду я к тому, Нестеренко, что в 1932 году ты уже ведал всеми кладбищами Москвы, верно?
— Верно, гражданин начальник...
— В том числе и Новодевичьим…
— Всеми ведал, гражданин начальник...
— На котором была захоронена Надежда Аллилуева…
— А, так вот вы к чему...
— И ты хочешь сказать, что кладбищами заведовал, а о том, что товарищ Сталин приедет на похороны собственной жены, не знал?
— Во-первых, я же не знал, что она умрет. Во-вторых, в тот день мы готовились к тому, что ее привезут в крематорий на Донское кладбище, а не на Новодевичье, но, как вы правильно заметили, гражданин начальник, Аллилуеву похоронили не у нас…
— А почему?
— Я думаю, что ее не привезли в крематорий, потому что сразу после ее смерти появилось слишком много слухов. Если бы мы кремировали ее — слухов этих стало бы еще больше...
— Почему?
— Ну, мол, прячут концы в воду. Так или иначе, даже в тот раз товарища Сталина я не видел и не понимаю, как приведенные вами факты могут указывать на то, что я готовил покушение? Думаю, вам все еще нужно предъявить мне что-нибудь поубедительнее...
— Поубедительнее?
— Да, гражданин начальник, поубедительнее!
— А ты знаешь, Нестеренко, мне моя версия кажется вполне себе убедительной. Долгие годы ты вынашивал обиду, с которой не смог справиться, и в конце концов придумал план: в Париже ты начал изучать кремационное дело, чтобы устроиться в Первый Московский крематорий, прекрасно понимая, что там будут появляться первые лица страны...