— То есть воевать ради песен? — Ворошилов аж подался вперёд.
— Нет, Климент Ефремович, не ради песен, а ради дальнейшего существования Советского Союза. И не просто существования, а процветания. А песни, — я протянул руку за гитарой, — порой бывают мощнее чем тысячи снарядов. Я спою несколько, появившиеся ТАМ после войны, а вы попытайтесь прочувствовать.
И я запел песню из любимого мной кинофильма "Офицеры". Смолкли последние аккорды, а слушатели всё ещё сидели под впечатлением. Первым не выдержал Будённый.
— Ну, Витька, ети его в коромысло, ты и дал. У меня же мурашки по спине с кулак размером бегали, пока слушал.
— И у меня, — неожиданно произнёс Берия, протирая свой пенсне.
Я усмехнулся, — В том мире некоторые говорили, что есть две песни, которые являются своеобразным тестом на принадлежность к русскому этносу. Только истиный русский человек, какой бы национальности он не был, ТАК реагирует на них. Одну из них я исполнил. Сейчас будет другая.
И я заиграл " Священную Войну". Своим голосом попытался передать энергетику великой песни и, по моему, у меня получилось. Об этом говорило хотя бы то, что ВСЕ(!!!) присутствовавшие в беседке встали, сжав кулаки.
— Вот это да! — выдохнул Ворошилов, — не ожидал такого эффекта.
Затем последовали ещё песни военных лет и послевоенные о войне. Слушателей они впечатлили.
— Семён Михайлович, а вы ведь родом с Дона? — задал я вопрос Будённому, — тогда следующая песня для Вас.
И я, отложив гитару, запел песню группы "Любэ" "Конь"
Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой тёмной тихо пойдём,
Мы пойдём с конём по полю вдвоём,
Мы пойдём с конём по полю вдвоём…
Будённый с Ворошиловым слушали прикрыв глаза. Когда прозвучали последние слова песни, Будённый встал, подошёл ко мне и с чувством обнял.
— Спасибо, Витька. Как в родной станице побывал. А хочешь я тебе шашку подарю? — неожиданно спросил он.
— Спасибо, Семён Михайлович, но у меня уже есть. Настоящая гурда, — похвастался я отцовской шашкой.
— Настоящая? Покажь, — азарт бывалого кавалериста проснулся в Будённом.
Я сходил в дом и достал со дна сумки завёрнутую в тряпицу шашку. Я ещё в Ленинграде вернул ей первоначальный вид и теперь на рукоятке красовалась "клюква", орден св. Анны 4 степени.