— Ну что, Витя, вспомнил?
— Марина? Но ты же…
— Умерла? Ну и что? Это не даёт тебе право тоже умереть. Давай, заканчивай здесь зависать и отправляйся назад. Тебя Ольга с Настей заждались. Твоё время ещё не пришло.
— Ольга? Настя? — меня подхватил невидимый поток и куда-то стремительно понёс. Сколько этот полёт в никуда продолжался сказать не могу, но, внезапно, раздался хлопок и я оказался окружён ослепительным светом. Свет был повсюду. Свет был во мне и я сам был светом. Интересное ощущение, я вам скажу.
Постепенно, где-то на грани слышимости, я начал различать какое-то монотонное бубнение. Оно становилось всё громче и вот уже можно было различить отдельные голоса. Я вдруг почувствовал, что начал куда-то стремительно падать. Накатила паника и я невольно открыл глаза. Больно резануло светом. Звуки мгновенно стихли и до боли знакомый голос произнёс.
— С возвращением, Великий Дракон. Ты вновь победил смерть.
Но не это было главным. Главное было то, что я ВИДЕЛ ауры окружающих. Мои силы вернулись ко мне.
Сидя за столом вместе с Ольгой, Настей, Анюткой, Шэн-ли и Олегом Седых я слушал рассказ о произошедших событиях.
Седых, которого я, несмотря на его яростные возражения, в приказном порядке отправил предпоследним рейсом проследить за размещением эвакуированных детей, узнав, что отправленный за мной вертолёт не вернулся, сразу развил бурную деятельность. В первую очередь сообщил о произошедшем в Москву. Выслушав в свой адрес не мало нелицеприятных и матерных эпитетов он, через командира дивизии, организовал авиаразведку по маршруту полёта. К тому времени немцы подтянули в район авиацию и зенитки. Несколько самолётов-разведчиков было сбито. Информация о месте крушения нашего вертолёта пришла из штурмового авиаполка. Один из штурмовиков во время нанесения удара по позициям немецких зенитчиков был повреждён и уходил на восток на бреющем полёте. Вот его экипаж и заметил обломки вертолёта, о чём и доложил по прилёту в полк. Так как информация была не первостепенной, то её внесли в журнал и забыли. Мало ли каких обломков валяется. И лишь когда начался активный поиск пропавшего вертолёта, кто-то вспомнил об этом и сообщил наверх.
В район обнаружения обломков срочно отправили разведгруппу. Удалось взять языка и от него узнали, что всех уцелевших увезли в интернат. Обо всём было доложено в Москву. На следующий день был отдан приказ о проведении наступательной операции на этом участке фронта. В операции были задействованы ударные части. Передовую линию немецкой обороны прошли как горячий нож сквозь масло. За сутки, сметая с пути встреченные немецкие войска, стремительным ударом захватили интернат. Мою бессознательную тушку извлекли из подвала и самолётом отправили в Москву.
В Центральном госпитале, куда сразу же примчались мои девчонки, прихватив с собой Анютку, врачи пытались привести меня в чувство, но безрезультатно. Я, фактически, умирал. Сердце почти не билось. Ольгу с Настей и пустили то ко мне, чтобы они могли попрощаться. Спасла меня Анютка. Она, подойдя ко мне, сразу сказала.
— Он живой, но у него нет сил, — с этими словами она положила свои ладошки мне на грудь и закрыла глаза. Так она стояла минут пять и начала медленно оседать на пол. Её подхватил Седых и уложил на соседнюю койку. Девочка открыла глаза.
— Слишком много своих сил отдала и устала. Можно я посплю?
Но её уже никто не слышал. В этот самый момент я сделал глубокий вдох. Присутствовавший при всём при этом врач бросился ко мне.
— Так. Пульс участился, дыхание нормализовалось. Но этого просто не может быть.
— Витю надо срочно в Новый Афон к Шэн-ли. Он уже однажды в Чите давал брату свои силы.
В Новом Афоне мной занялись сразу десять одарённых монахов. Они делились со мной своей энергией Ци, которую я впитывал как губка в огромном количестве.
— Трое монахов не смогли контролировать свои потоки Ци и отдали всю свою энергию. Все трое умерли, — печально произнёс Шэн-ли.
— Где их похоронили? Я хочу посетить их могилы, — прохрипел я. Комок в горле мешал говорить.
Много позднее на их могиле я за свой счёт установил памятник из белого нефрита, изображавший с фотографической точностью трёх монахов, отдавших за меня жизни, в полный рост, стоящих лицом к лицу и держащих на ладонях красного нефритового дракона.