— Смешная сосиска, — сказал я, безуспешно пытаясь унять смех.
— Сейчас ещё горячую принесу. — Маруся поднялась. — Хочешь с кетчупом?
Я кивнул. Всё-таки отрадно, что она меня принимает и с поехавшей крышей. Чтоб перестать смеяться над сосиской, я её съел. А вот горячую сосиску я уже смаковал, как следовало.
Вергилия разок бросила на меня вопросительный взгляд, но я чуть не испепелил её в ответ.
Покончив с сосисками, перешли к пению. Матвей расчехлил гитару и исполнил несколько песен Виктора Цоя. Я даже подпевал «Звезду по имени Солнце». И с усмешкой наблюдал за Вергилией, которая чуть не плакала от умиления. Потом Игорь Иванович пел Высоцкого, и снова многие подпевали. А потом пришла моя очередь умиляться, потому что Игорь Иванович передал гитару Марусе.
— Ты умеешь играть на гитаре? — удивился я.
— Только в этом году начала, — смущённо ответила она.
У неё оказался такой приятный голос. Я, конечно, слышал её пение на уроках музыки, но музыка уже давно закончилась, а голос изменился. Песню я раньше не слышал. «Милая моя, солнышко лесное…»
Окончив, Маруся передала гитару рыжей Таньке.
— Очень красиво, — шепнул я Марусе.
Танька пела нечто грустное, где были такие слова:
Мы выбираем, нас выбирают,
Как это часто не совпадает…
И я готов был поспорить, что она поглядывала на Никиту. Но тот, конечно, не заметил, потому что уплетал уже, наверное, пятую сосиску, которую якобы откопал среди выпотрошенных упаковок.
Гитара вернулась к Матвею, и его постоянно просили исполнить что-то на бис. Мне тоже хотелось, чтобы он не переставал петь.
Стало прохладно, и многие пододвинулись ближе к костру, но мы с Марусей остались на месте. Время от времени мы улыбались друг другу в полутьме, и этого было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливыми.
Потом ещё жарили маршмеллоу, Маруся снова меня угощала.
Но вот дровишки закончились, костёр догорел, и мы, кряхтя и зевая, начали подниматься. Я встал и подал руку Марусе. И, когда она взяла её, меня будто током пробило до самых пяток. Я свернул коврик, помог засыпать тлеющие угольки, растолкал задремавшего Никиту, и мы двинулись.
Возвращались полевой дорогой под звёздным небом. Пахло влажной землёй, из леса доносились сказочные соловьиные трели. Я дрожал от холода и не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего. Сам не заметил, как взял Марусю за руку. Даже сейчас, когда я просто пишу об этом, почерк становится неровным.
Я проводил её до девочкового коттеджа. И отправился к своему. Меня поджидал выспавшийся Никита.