Глаза Вашингтона, не мигая, изучали черные контуры деревьев и кустов. Лицо его было напряжено, на виске пульсировала крохотная жилка.

— Хитоло, будь добр, посмотри, что там. Мне кажется, там кто-то стоит.

Хитоло оставил выпивку и послушно вышел наружу. Минуту он постоял на веранде и вернулся в дом.

— Там никого нет, — сказал он.

Вашингтон откинулся на спинку кресла. Лицо его разгладилось.

— Мы мешаем вам обедать, — сказала Стелла, прихлопнув усевшегося ей на ногу москита.

— О, ничего страшного. Все равно это несъедобно. Вас тревожат москиты? Хитоло, подай миссис Уорвик тот хлыст.

Хитоло снял со стены длинный хлыст из конского волоса, а Вашингтон взял тарелку и наколол на вилку картофелину. Стелла раздраженно обмахивала ноги хлыстом. Она открыла было рот, собираясь начать разговор, но Хитоло опередил ее.

— Таубада! — Он выступил на середину комнаты, глядя на полупустую консервную банку у ног Вашингтона. — Мистер Вашингтон, не ешьте это. Вы умрете!

Вашингтон уставился на Хитоло, уже поднеся вилку к губам, потом посмотрел на пол. Когда он снова поднял глаза, они светились гневом.

— Не говори ерунды! — сказал он. — Иди на свое место и сиди там! — Поковырявшись вилкой в консервах, он поддел большой кусок и сунул его в рот.

— Не ешьте это, таубада, — просил Хитоло. Казалось, он не слышал слов Вашингтона. Опустив руки, он стоял и смотрел на него широко раскрытыми остекленевшими глазами. На губах его выступила подозрительная беловатая пена.

Стелла взглянула на банку. Ее крышка была отогнута назад. На банке была красная этикетка с желтыми буквами. Вашингтон снова заговорил. Его голос стал громче, в нем звенели истерические нотки.

— Делай, что тебе говорят! Садись и молчи, а то я выставлю тебя вон! — Он съел еще немного и с недовольной гримасой отставил тарелку. — Туда! — приказал он Хитоло, который снова уселся в своем углу. — Разве похоже, что я хочу умереть? О боже, что за ужасный народ. Ведь были времена, когда вы довольствовались прогорклым магами. А теперь вам подавай консервированное мясо, рыбу. А если вам попадается банка, от которой заболит живот, вы принимаетесь скулить и просить свежего мяса из морозильника по пять шиллингов за фунт. Вот где мы допустили просчет, — он повернулся к Энтони. — Все, что бы мы ни делали, приводит только к появлению лишних нужд и притуплению чувства избирательности.

— Мистер Вашингтон! — в отчаянии проговорила Стелла.

— Да, миссис Уорвик, вы хотели задать мне несколько вопросов. Но, извините, я не готов к этому. О боже, мне плохо. — Он провел рукой по животу. — Не надо было есть во время лихорадки. Мне нельзя ни к чему притрагиваться.

Пока он говорил, комната наполнялась крошечными летающими насекомыми. Кольцо, кружащее вокруг лампы, становилось все плотнее. Они парили в воздухе, словно падающий снег. Стол вокруг стеклянной бутыли был усыпан тоненькими блестящими крылышками. Насекомые собирались и на потолке, скреблись и шуршали под крышей. К ним присоединились два-три крупных таракана. Среди мелких мошек они казались огромными, как птицы. Засновали взад-вперед гекконы, притаившиеся на стропилах, а прямо над головой Стелла увидела жующего что-то тощего черного кота, которого раньше не замечала.

Ее охватило отчаяние. Она знала, что где-то здесь, в этом доме, в этом человеке скрывается истина, к которой она стремилась, но, казалось, сама обстановка хижины мешает ей, сбивает с толку. Маски, ожерелья из собачьих зубов, резные полумесяцы из клыков кабана приковывали к себе взгляд, словно околдовывая ее; из-за Хитоло с его словами об отравленном мясе она на какое-то время забыла о Дэвиде Уорвике, а теперь против нее восстала сама природа, затянув комнату тучами летучей мошкары. Ей казалось, что ее зрение, слух, ее благородная цель — все тонуло в порхании тысяч крылышек.

— Мистер Вашингтон, — снова начала она, напряженно подавшись вперед. — Когда вы ходили в Эолу…

— Минутку, миссис Уорвик. Боюсь, придется выключить свет, а то сюда слетятся насекомые со всей округи.