—
— Пожалуйста, таубада, там прийти человек, что-то надо у таубада.
— Скажи ему, пусть подождет.
Кровь отхлынула от лица Стеллы. Возбуждение прошло. Она чувствовала усталость и оцепенение.
— Я увижусь с Вашингтоном, — машинально сказала она. — Я пойду в Эолу.
— Что ж, хорошо, — сказал Тревор. — Вам обязательно надо поговорить с Вашингтоном. Вы должны услышать от него о том, что случилось. Я же могу обрисовать все только в общих чертах. Но если вы хотите встретиться с ним, мне кажется, вам лучше подождать несколько дней. Он был болен.
Это предложение вызвало у нее новый всплеск эмоций.
— Я не могу ждать, — прокричала она. — Я ждала днями, неделями! Я больше не могу ждать! Джоб уже, наверное, в Эоле! Он может исчезнуть, прежде чем мы отыщем его.
— Человек перенес лихорадку и еще не оправился. Он не выходил на работу две недели. А Джоб в Равауле, — строго сказал Тревор.
Но сомнение, однажды зародившись, заставляет повсюду искать ложь.
— Откуда мне знать, болел ли он? — сказала Стелла. — Может быть, вы сами отослали его домой, пока я не покину страну или пока вы не переубедите меня, что вам почти удалось.
Тревор сдвинул брови, а Энтони улыбнулся.
— Я встречусь с ним сегодня же… сейчас же, — заявила она.
— Я провожу вас, — предложил Энтони.
Она удивленно посмотрела на него.
— Думаю, будет лучше, если вас провожу я, — сказал Тревор, чарующе улыбаясь. — Позвольте мне восстановить доброе имя. Мне это необходимо.
— Ее отвезу я, — сказал Энтони резким, решительным тоном, беря Стеллу под руку.
Стелла пошла с ним к двери. Она не понимала, как такое могло случиться, почему она шагает под руку с этим злобным, жестоким человеком, а не с его добрым братом, другом ее мужа, который по-своему заботился о ней, который никогда бы не сказал: «Вы не любили его». Она оглянулась и сказала:
— Извините за грубость. Я знаю, что вы хотели мне помочь, но мне не нужна такая помощь.
Тревор молча смотрел им вслед. Рядом с ним сидела его жена, ее желтые волосы горели, будто свеча, а белые руки отмахивались от москита, который уже давно раздумал кусать ее иссохшую плоть и в конце концов уселся на бронзовый от загара лоб Тревора. Тревор сидел против света, и черты его лица сливались в темное пятно, но Стелла не сомневалась, что на нем написано дружеское участие. Он помахал на прощанье рукой.