Стелла не видела выражения лица Энтони Найала, потому что смотрела на Джанет, которая медленно, будто нехотя, протянула руку, взяла со стола стакан, пригубила и снова поставила на стол. Он был почти пуст.
Стелла смотрела на нее, и на лице ее начало появляться выражение ужаса. Она поняла, что Джанет Найал была пьяна. Она и раньше, хотя и нечасто, видела пьяных женщин, но инстинктивно чувствовала, что здесь — другой случай. Джанет пила постоянно. И этому должно было быть какое-то страшное объяснение.
Стелле было невыносимо сидеть рядом с ней. Ее воротило от этого жуткого спектакля. Она ушла, как только представился случай, и, спускаясь по холму вместе с Тревором Найалом, ощущала, как ночная прохлада смывает с нее грязь.
Она пыталась совладать с собой, понимая, что не стоит реагировать так болезненно. Но все было бесполезно. Как только она вспоминала о Джанет Найал, ее начинало трясти. К Тревору она испытывала жалость и восхищение. Как стойко он переносил все это! Со стороны можно было подумать, что ему безразлично. Как он умел казаться веселым, когда душа его была полна горя. Из уважения к его чувствам она не стала говорить о собственных неприятностях.
Когда они подошли к ее дому, было всего половина одиннадцатого и в комнате Сильвии еще горел свет. Стелла постучала в дверь и вошла. Сильвия лежала на кровати в черном халате с бигуди на голове. Она писала письмо.
Стелла села и посмотрела на нее.
— Я ужинала у Найалов, — сказала она.
Сильвия окинула взглядом ее бледное, напряженное лицо и мягко улыбнулась.
— Вы не знали, что вас там ждет?
Стелла покачала головой.
— Не надо так расстраиваться. Здесь такое бывает довольно часто. В Марапаи полно пьяниц и алкоголиков.
— Но почему она?..
Сильвия пожала плечами.
— Филипп божится, что Тревор бьет ее, но на его слова нельзя полагаться. У него зуб на Тревора, думает, он отобрал у него место. Он не понимает, что ни один нормальный человек не доверит ему никакой работы. Он умный, правда, очень умный, но только не в этом смысле.
Стелла не слушала ее.
— Вы знаете что-нибудь о его младшем брате, — она запнулась и нехотя выговорила имя: — Энтони?
— Немного. Только то, что знают все о большом скандале. Мне он всегда казался порядочным парнем.
— О каком скандале?
— Около года назад было много шума. Энтони допустил какую-то ужасную ошибку. Он всегда был очень предприимчивым, всегда у него было полно толковых идей. Других он считал слишком консервативными и брался за дело, не учитывая последствий. Он говорил, что все делается слишком медленно, как будто надо спешить, иначе будет слишком поздно. Он поместил нескольких мальчиков с высокогорья в школу в одной из прибрежных деревень. Думаю, около десятка, и все они умерли от гриппа. Некоторые папуасы что орхидеи: не выносят пересадки, не приживаются на новом месте. Энтони, который ничего такого не предвидел, вконец расстроился. Приехали несколько сиднейских журналистов, они уцепились за эту историю и раздули скандал. Они писали, что ради осуществления своих дурацких планов мы изводим местное население. Администрация оказалась в затруднительном положении, и Энтони вышвырнули бы вон, если бы не Тревор. Думаю, он подергал за кое-какие ниточки и устроил так, что с Энтони сняли часть обвинений.
— Понимаю.