— Ты
Они ждали. Джанет притихла. Она сидела на самом краешке кресла, положив руки на колени. Стелла, которой было не по себе, пыталась завязать разговор, но ответом ей были только рассеянные «да» или «нет». Энтони все так же стоял позади кресла. Он тоже молчал, но Стелла чувствовала, что он смотрит на нее. Сквозь открытые жалюзи она видела небо, где уже загорались звезды. Потом встретилась взглядом с Тони и быстро отвернулась. Она боялась, боялась не только Энтони, но и Джанет. В эту минуту они казались ей растоптанными, униженными, жалкими. У нее создалось впечатление, что они объединились для какой-то низкой цели, что у них есть общая тайна, которая отрезает их от остального, нормального мира. Если приглядеться к ним лучше, она разгадает эту тайну. Стелла чувствовала, что Энтони Найал, не сводивший с нее глаз, старался что-то сказать ей этим взглядом, сделать ее их сообщницей. Но она отводила глаза и ничего не желала знать. Она уже забыла о его нежной улыбке.
Когда вернулся Тревор с ведерком льда, Стелла почувствовала такое облегчение, что даже просияла, повернувшись к нему. Здравый смысл, доброта и душевное равновесие возобладали над страхом и отчаянием.
— Нужно быть построже со слугами, — сказал он. — Ради всего святого, пора бы тебе научиться держать их в узде, ты ведь уже прожила здесь достаточно долго.
Лицо Джанет заметно просветлело.
— Я не могу найти на них управу, — сказала она Стелле. — А надо бы. Я ведь уже прожила здесь достаточно долго.
Тревор опустил кубик льда в бокал и подал его Стелле.
— Что-то вы все молчите, — сказал он. — Гостью нужно развлекать.
— Тони строит новый дом, — сообщила Джанет, выпрямляясь в кресле. — Правда, Тони? Он живет у нас, пока дом еще не достроен. Он будет очень милый.
— Конечно, — сказал Тревор, — не такой большой, как наш. — Он подал жене стакан. Она взяла его и крепко сжала маленькой белой ручкой. Она заглянула в стакан, поднесла его к губам, посмотрела на мужа и поставила стакан перед собой на стол. Руки ее впились в колени.
— А как же иначе? — бросил Энтони.
Он завидует брату, подумалось Стелле. И она с готовностью ухватилась за эту мысль, увидев в ней свежую пищу для ненависти. Неудивительно, что он не любил Дэвида, неудивительно, что он не хотел, чтобы Дэвида любили другие.
Тревор от души рассмеялся. Повернувшись к Стелле, он указал на брата.
— Тони страдает болезнью всех младших сыновей, — сказал он. — Он думает, что обделен судьбой. Он у нас защитник слабых. В каждом удачливом человеке он видит своего старшего брата, которому всегда достается кусок пожирнее. — В его голосе не было издевки, он говорил весело, добродушно, уверенный, что его слова никого не заденут; он потрепал брата по плечу.
Энтони тускло улыбнулся.
— Ты выставляешь меня в ложном свете, — возразил он. — Я не имею ничего против удачливых людей, я враждую с миром, который они прибрали к рукам.
Стелла забыла об удовольствии вывести его на чистую воду, гнев ее смягчился. Он говорит о Дэвиде, подумала она, и обо мне.
— Видишь ли, Тревор, — продолжал он с улыбкой, — мне очень хорошо известно, откуда берется удача. По большей части она появляется из маленьких капелек и частичек мозгов и сердец других людей.
Тревор хохотнул; глаза его искрились весельем, он мягко сказал:
— Ну, это относится не только к удачливым людям, не так ли? В конце концов, все мы питаемся мозгами и сердцами, только одни более несдержанны в еде, чем другие.