Книги

Короли будущего

22
18
20
22
24
26
28
30

Генри закрыл глаза. Больше всего ему хотелось заснуть и ни о чем не думать, но ничего не вышло, так что следующие пару часов он слушал гвалт заключенных, который тут же оборвался, едва открылась тяжелая деревянная дверь.

– Привет, Злыдень! Что у нас сегодня на обед?

– Надеюсь, сырные пирожки!

– Ха! Как будто ты помнишь, какие они на вкус!

– Да я скорее жену забуду, чем их!

Все опять засмеялись, но их перебил надтреснутый мрачный голос:

– Сколько вам повторять, у меня имя есть! Для вас я господин Стоун!

– Ясно, Злыдень! – гаркнул зубастый.

Генри уже узнавал его голос не глядя.

– Позорите меня перед новым заключенным, авторитет мой заранее гробите. Я вам это еще припомню! – заворчал господин Стоун и наконец подошел к Генри.

Это был человек с невероятно узкими, будто завернутыми внутрь плечами, и лицом, очень подходящим к прозвищу. В руках он держал поднос, уставленный щербатыми глиняными мисками, одну из которых протолкнул между прутьями в камеру Генри.

– Давай, приступай, – угрюмо бросил он. – Персиков у нас нет, а это чтобы съел. Если сдохнешь, скажут, я уморил, а мне это надо? Я потомственный надзиратель, свое дело знаю.

– Злыдень, я не ослышался? Ты сказал «персики»? – весело перебил зубастый. – Ну может, хоть один завалялся?

– Ага, ворюга, конечно, – буркнул Злыдень, распихивая остальные миски по камерам. – Может, тебе еще отбивную телячью?

– Ладно уж, так и быть, неси, – великодушно ответил зубастый.

В ответ он получил еще одну порцию ворчания, потом дверь захлопнулась, и воцарилась тишина, нарушаемая только бодрым стуком ложек о миски.

– Эй, новенький, – позвал Лось. – Ты, может, такое и не ешь, а только не дело, чтоб еда пропадала. Мне сойдет, я вечно голодный. Запусти мне миску по полу, я поймаю.

Лось через прутья протянул руку в его сторону, но Генри даже не пошевелился. Зачем делать кому-то что-то хорошее, если все заканчивается вот так? Лось снова попросил, и Генри, путаясь в железной цепи, перевернулся на другой бок, чтобы на него не смотреть.

Больше с ним никто не заговаривал.

К ночи боль, усталость и голод переступили порог, за которым заканчивается безразличие и начинается ярость. Генри даже сумел подняться, доплестись до узкой койки и натянуть на себя тонкое одеяло. Больше всего он боялся, что цепь не дотянется до кровати, но, видимо, те, кто посадил его сюда, были не такими уж живодерами, – длины цепи хватало, чтобы он мог свободно перемещаться по своему закутку. Если, конечно, захочет.