– Не верю я тебе больше. Ты их не оставишь.

– Поверь. Вместе выбросим.

Она повернулась ко мне с искрой надежды, вспыхивающей на преждевременно постаревшем лице с резкими морщинами. В остриженных волосах можно было без труда проглядеть небрежные седые пряди, придававшие усталости и так изнурённому, тяжёлому выражению глаз.

– Ладно, но ты скажешь, для чего вспомнил карты?

– Предчувствие.

– Подобное бывало раньше?

– Нет. Оно ни на что не похоже.

– Мы не будем отвлекать. Как думаешь, эту комнату можно переделать во что-нибудь стоящее? – спросила мама, отвернулась и, заведя двигатель, повела машину. – Есть идеи? Алина, твоё предложение?

– Ну, гостиной из неё не получится. Может, кладовка? – предложила Алина с сомнением. – Кладовки у вас нет. Там может поместиться всё что угодно.

– У нас мало вещей. Стоит, конечно, шкаф, валяются ненужные коробки в кабинете. Стоит перебрать, как приедем.

– Точно! Кладовка – это прекрасная мысль. Да, я совсем забыл спросить, вы же говорили с Марком?

– Он звонил мне, – подала бесцветный голос Алина. – Он был так расстроен, что отец не позволил ему остаться в Забвеннославе! Я останусь, даже если папа закатит скандал. Хотя он не шумный и не умеет материться.

– Так, что ещё? – полюбопытствовал я и убрал старый журнал.

– Знаешь ли ты, что он видел Теней?

– Ага.

Алина с удивлением, смешанным с недовольством, убрала голову с плеча.

Она схватила журнал из кармана. Слёзы глубокой привязанности обжигали вялые щёки, а глаза говорили: «Признайся, что он близкий для тебя, не то что я».

– Он увидел… так просто.

– Что с тобой? – спросил я, отняв насильно неинтересный журнал. – Хватит плакать.

– Оно само!