— Хотелось бы думать, что я сделал верный выбор, связавшись с вами. Довольно долго, однако, приходите к решению.

Венера засмеялась.

— Хорошо. Давайте приступать. — Она двинулась к локомотивам.

— Вот вы где!

Венера споткнулась, выругалась, а потом распростерла руки.

— Брайс! — Он обнял ее, но с заминкой — она и сама понимала, что не следует выказывать слишком сильного энтузиазма. Никто не знал, что они любовники; такая информация стала бы еще одним рычагом влияния на них. Поэтому она быстро отпустила его и отступила. — Что случилось? Я видела, что семафорная станция взорвана. Мы все решили, что вас...

Он помотал головой. В неярком свете было видно, что он слегка взъерошен и измазался в саже.

— Нашу компанию сшибло с крыши, но никто из нас не пострадал. — Он засмеялся. — Мы приземлились в колючках, и пришлось выцарапываться оттуда, а парни из Сакруса всю дорогу палили по нашим задницам. Да и с нашей стороны чуть-чуть не застрелили, пока мы не втолковали им, кто мы.

Тогда она его обняла — наплевать на все последствия.

— Ты смог связаться с кем-нибудь из наших... твоих людей?

Он кивнул.

— На крыше есть семафорная станция. Вся буридановская сеть на связи. Хочешь что-то приказать?

Как только Венера уяснила, что это возможно, она ухмыльнулась.

— Да! — Она взяла Брайса под одну руку и Сарто под другую, и потащила их через ангар. — Думаю, я знаю способ прорвать осаду и спасти других предводителей. Тебе нужно подняться туда и и заставить Буридан послать нам кое-что. Джекоби, вы поднимаетесь на станцию тоже. Вам требуется убедить Сакрус, что я готова надуть своих людей. — Она оттолкнула обоих.

— А ты чем собираешься заняться? — спросил Брайс.

Она улыбнулась сквозь биение пульса в челюсти.

— Тем, что делаю лучше всего, — сказала она. — Запущу процесс.

Венера подошла к черной забрызганной морде локомотива, и подтянулась, чтобы встать напротив его головной фары. Она стояла, залитая светом от фары и прожекторов вверху, зная, что ее бледные лицо и руки должны ярко выделяться на фоне окружающего темного металла, словно пламя лампы. Она воздела руки.

— Время пришло-о-о!

Она прокричала это изо всех сил, пережимая в крик всю ярость и муку жизни в чокнутой семье и ядовитых интриг молодости, безразличной пули и потери Чейсона, крови на руках от заколотой ею Обри Махаллан, дыма ее пистолетов, когда она стреляла и в мужчин, и в женщин, и вложив все это в одно слово. Когда эхо утихло, все в депо стояли на ногах. Все глаза сошлись на ней, и это было совершенно правильно, совершенно так, как следовало быть.