— Бэлл! Отправляйтесь!

Перевести приемочный аппарат на Ньюфаундленд было делом секунды.

И лишь спустя несколько часов Терехов признался, что он не замечал ни красоты природы впервые увиденного им — на экране — края, ни бодрящего сияния солнечных лучей. Он, как и остальные присутствовавшие в зале, видел только одно — плавное парение двадцати блестящих кертикитовых самолетов.

Флотилия, выстроившись в правильный треугольник, быстро скрылась из виду.

Таким же порядком последовала отправка новой группы самолетов, состоящей из двадцати восьми боевых единиц, груженных бомбами, причем ни один самолет не имел на своем борту ни одного человека.

На расстоянии приблизительно пятисот метров за этой флотилией плыл в воздухе огромный дирижабль.

В гондоле дирижабля разместилось около пятнадцати человек. Среди них важно расхаживал начальник штаба, одетый в новый, с иголочки, костюм из кертикита.

Наконец, в девять часов двадцать минут отправилась последняя флотилия, состоящая из тридцати восьми самолетов.

В течение четырех часов фонокинограф бездействовал.

Лишь около часа дня, с помощью небольшой радиостанции, имевшейся на случайно оказавшемся в пути пароходе, удалось на миг проследить полет флотилий Моргана.

Самолеты шли в прежнем порядке.

Моторы их работали безукоризненно.

— Через час первая флотилия остановится у западных берегов Англии и разделится на пять групп, — сказал Терехов, как бы обращаясь к самому себе.

— Через час… — глухо повторяли его слова собравшиеся.

— Где же Киссовен и Соколов? Неужели мы сдадимся без боя?

Терехов невольно сжал кулаки.

— Не сдадимся!

Но тягостное сознание беспомощности властно разжало пальцы, и Терехов в изнеможении опустился в кресло.

— Все напрасно!..

Из мрачного оцепенения его вывело радостное восклицание младшего краскома: