– Дивизия Прохорова делится на две части и сначала фланговым ударом закрывает немецкий коридор, а затем, развернувшись на две стороны, держит оборону и по возможности наносит прорвавшимся немцам удар с тыла. Как только коридор схлопывается, мы наносим по немцам артиллерийский удар, после чего переходим в контратаку, где главную роль играют мои тяжёлые танки, которые поддерживают противотанковые самоходки, и пехота на бронетранспортёрах.
– А Прохоров точно сможет сначала перерубить коридор, а затем удержать его?
– Сможет, товарищ Хрущёв, опыта ему не занимать, сил тоже достаточно. Кроме того, ему помогут наши части, через чьи позиции будут прорываться немцы, ведь они потом снова займут свои позиции, а Прохоров лишь поможет им частью своих сил. Основной свой удар он потом нанесёт в тыл прорвавшемуся противнику.
– Давайте глянем на карте, где можно осуществить такую операцию.
Все подошли к стене кабинета, на которой висела большая карта. Около получаса присутствовавшие в кабинете командиры обсуждали план предложенной операции. Наконец вчерне план был разработан. Теперь в течение недели надо было незаметно для противника подготовить позиции и перебросить части 4-й гвардейской армии на места, её использование позволяло не отвлекать войска с передовой. Если всё пройдёт успешно, ущерб немцам будет не очень большим, но и он может сыграть решающую роль в предстоящем большом сражении.
Севастьянов после совещания к себе не поехал, так как уже наступал вечер, а срочных дел не было. Поужинав вместе с остальными генералами, он остался на ночь в штабе Ватутина и к себе двинулся следующим утром.
Звонок Севастьянова прозвучал только в середине следующего дня. Главным было то, что мою идею в штабе фронта одобрили, правда, решили всё без меня, но это уже мелочи. Получив высочайшее одобрение, а также узнав место засады, я, взяв свою охрану, поехал туда осмотреть всё на месте.
Место, где планировали остановить немцев, находилось примерно в тринадцати километрах от передовой. Тут к дороге, которая как раз и шла от переднего края, справа подходила небольшая, но топкая речка, чуть ли не ручеёк, а слева через пару километров начинались леса. Зато в направлении передовой было много свободного места, как раз достаточно, чтобы немцы начали скапливать там свои войска.
Проехав по дороге почти до самой передовой, я изучил место предстоящих действий, а затем, оставив машины в отдалении, мы пешком прогулялись ближе к передовой и осмотрели окрестности. В принципе, место было выбрано неплохое. Конечно, были свои недостатки, но, думаю, в любом случае лучшего места для задуманного нам не найти.
Русская кампания нисколько не походила ни на Польскую, ни на Французскую; хотя нет, было немного похоже на Польскую: там тоже попадались поляки, которые фанатично сражались до смерти. Если в начале войны Йенс нисколько не сомневался в победе вермахта и Великой Германии (вон как они браво продвигались вперёд в самом начале войны, несмотря на ожесточённое сопротивление русских), то уже осенью он не был так уверен. Продвижение сначала значительно замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Затем был разгром под столицей русских Москвой. Уже летом следующего, 1942 года вермахт снова показал русским, как надо воевать, разгромив под городом Харьковом очередную орду русских варваров, однако затем был Сталинград, где вермахт в очередной раз понёс поражение.
И вот сейчас должно было состояться решающее сражение, в котором вермахт окончательно разобьет русских. Они наконец сдадутся, а ему, оберфельдфебелю Йенсу Хайнигу, выделят приличный участок русской земли под поместье и русских рабов. Вот сейчас Йенс и зарабатывал себе поместье с рабами.
Русские, как всегда, фанатично оборонялись. По данным стратегической разведки, они стягивали сюда войска, вот его подразделению и дали задание разведать обстановку в русском тылу.
Линию фронта они перешли два дня назад, причём для отвлечения внимания русских разыграли похищение часового. Трое камрадов в немецких сапогах тихо сняли и утащили к себе русского часового. К сожалению, взять его живым не получилось: тот в самый последний момент заметил камрадов, и его пришлось убить, хорошо, что кровь на землю не пролилась. Камрады, оставив следы, утащили труп русского часового к себе, делая вид, что он живой и его утащили для допроса, а никаких других немецких разведчиков здесь не было. Йенс же вместе с пятёркой камрадов были одеты в русскую военную форму и русские сапоги и вооружены русским оружием. Благополучно преодолев русские укрепления, они скрылись в лесу.
И вот уже второй день Йенс издали наблюдал за русскими. А те затеяли что-то непонятное. Почти в полутора километрах от передовой в условиях скрытности они стали готовить укрепления. Прибывшие русские, не оставляя технику на открытой местности, стали растягивать маскировочные сети, а затем под ними принялись рыть землю. Удобно устроившийся на опушке леска Йенс в бинокль рассматривал, что делают русские. Однако неожиданно наблюдение пришлось прекратить. Примерно в километре от них остановилась небольшая колонна русских из нескольких новых колёсных бронетранспортёров и крытых грузовиков, откуда стали выпрыгивать солдаты, с которыми было несколько собак. После этого, развернувшись цепью, они стали прочёсывать местность.
Тихо снявшись с места, немецкие разведчики постарались раствориться в лесах.
Вернувшись из рекогносцировки, я развил бурную деятельность. Прежде всего отправил к месту засады сапёров, те должны были подготовить место строительства укреплений. Сначала наметили линии окопов, дзотов, блиндажей и капониров, после чего принялись натягивать над ними маскировочные сети, при этом следя, чтобы в небе не было немецких самолётов. Затем сапёры с приданными им в помощь пехотинцами принялись копать, благо инструмента хватало, а вырытую землю пока складывали рядом, тоже под защитой маскировочных сетей, чтобы ночью её вывезти прочь. Ничто не должно было указать противнику на подготовленную оборону раньше времени.
Уже во второй половине дня прибыла рота охраны тыла, которая должна была проверить окрестности на отсутствие нежелательных свидетелей, как то дезертиры или немецкие разведчики и диверсанты. Ещё когда я только получил назначение на командование дивизией, то кроме роты диверсантов в дополнение к разведке озаботился и созданием батальона охраны тыла. Всласть похулиганив в немецких тылах, я, поставив себя на место противника, решил озаботиться защитой от подобных художеств с немецкой стороны. Уж я-то точно знал, какой урон могут нанести вражеские диверсанты. Да и разведка может качественно подгадить, если раскроет наши замыслы и немцы сыграют на этом.
Кроме самого батальона я организовал и кинологическую службу, достав для этого дела три десятка овчарок, немецких и восточноевропейских[30], что в условиях войны было нелегко. Щенков выдрессировали и обучили, так что сейчас это были уже пусть и совсем молодые, но уже взрослые псы. Вот около десяти обученных идти по следу овчарок и были в составе роты, которая должна была прочесать окрестности строящихся укреплений.
Сначала всё было нормально: растянувшись цепью, бойцы двинулись вдоль опушки леска, откуда было удобно наблюдать за строящимися укреплениями. Но через полтора километра один из бойцов заметил характерные следы лёжки. Подозвав командира, он указал на обнаруженные следы, после чего место внимательно осмотрел следопыт.