– Да нет, – отвечаю я. – Возможно, она слегка забывчива, но не критично. А что?

– Последние несколько месяцев у нее возникают проблемы с кратковременной памятью. Весной это было заметно периодами. Если вдруг она будет переспрашивать вас или забывать о договоренностях, скажите мне – возможно, это едва заметные симптомы неврологического заболевания. Честно говоря, Вероника всегда вела себя немного странно. Она чаще держится особняком, избегает общения с другими. – Камилла смотрит на меня, растирая одной рукой поясницу. – Могу ли я поинтересоваться, о чем вы с ней беседуете дни напролет?

– Да так, особенно ни о чем. В основном о старых воспоминаниях.

– Иногда глупо ворошить прежние чувства. С ними нужно обращаться поосторожнее. Знаете, некоторые из наших подопечных живут исключительно своим прошлым. У меня тут есть одна дама в отделении для лиц со старческим слабоумием, которая считает, что ей шестнадцать, и каждый раз, увидев свое отражение в зеркале, удивляется, кто это.

– Вот кошмар, – ужасаюсь я.

– Не для нее. В своем мире она чаще всего пребывает в гармонии с собой. Те, кто страдает деменцией, воспринимают впечатления извне не так, как мы. События сорокалетней давности невероятно свежи для них, но при этом они могут не знать, какой сегодня день недели и где они находятся. Детство для них так никогда и не заканчивается. Вы надолго?

– Не знаю, как получится, – с этими словами я вновь нажимаю кнопку лифта.

– В результате вы опубликуете статью?

– Да, так задумано.

– И между вами нет никакого родства? – Во взгляде Камиллы читается сомнение.

– Нет, – признаюсь я.

– Пожалуйста, ставьте меня в известность о своих планах, я хочу знать, кто и когда приходит и уходит. У Вероники, конечно, своя отдельная квартира, но здесь за многими круглосуточный уход, и им нужен покой. А сейчас тут в связи с ремонтом и всем остальным проходной двор – нужно как-то контролировать ситуацию. Кстати, можете ей напомнить, что сегодня в четыре пополудни в общей гостиной состоится музыкальное «бинго»? Будет здорово, если она присоединится к нам.

Кивнув, проскальзываю в лифт.

Вероника нехотя впускает меня в квартиру. По радио передают концерт классической музыки. Обычно я не переживала из-за того, что мне не рады. Для меня это в порядке вещей, по крайней мере, так было в те годы, когда я работала репортером отдела новостей. Если меня просили отойти или заткнуться, я отвечала стандартной невинной репликой: «У меня есть право задать вопрос». А сейчас мне не по себе и заходить в прихожую тяжело.

– Пансионат передает вам привет, – говорю я, протягивая венскую сдобу, которую стащила с завтрака. – А еще я должна напомнить вам о музыкальном «бинго» в четыре часа.

– А, да-да. Они здесь молодцы, хорошо организуют всякие мероприятия, но я не особо люблю делать что-нибудь в группе, да и никогда не любила. Иногда, когда они спрашивают, я притворяюсь будто плохо слышу, чтобы меня просто оставили в покое. Нет, конечно, изредка пообщаться приятно, но только при условии, что ты сама этого хочешь.

Вероника криво улыбается мне.

– Полностью с вами согласна, – поддерживаю я.

Взяв пакетик с венской сдобой, Вероника проходит впереди меня в гостиную. Я усаживаюсь на стул, который уже начинает казаться мне своим.

– Вы слушаете Моцарта? – Она приглушает звук радиоприемника.