Налив две чашки кофе, возвращаюсь и снова усаживаюсь. Сквозь стены квартиры Харальда доносится звук циклевальной машины. Через открытую балконную дверь слышен хруст гравия.

– Расскажите поподробнее о вашем пансионате, – прошу я Веронику, размешивая кофе. – Как он выглядел?

– В мои времена различали Ма́лен и Бостад. Ма́лен, где находилось наше заведение, был рассчитан на отдыхающих попроще, из народа. Земли близлежащего местечка Люкан считались ничейными и практически нетронутыми. Это были пастбища, и называлось место на самом деле Бетеслюкан – выпасные угодья. Там находилась танцплощадка, на которой я встретила Уно. Танцплощадкой управляла забавная пара. Весь ассортимент буфета хозяйка пекла дома, и каждую субботу они выезжали на мотоцикле на танцплощадку. Она сидела на заднем сиденье, укутавшись в платок, в обнимку с коробками с печеньем, и кричала мужу, чтобы ехал тише, а то печенье раскрошится от тряски – вот умора!

Вероника смеется, я ей вторю. Я так давно не смеялась, что мой смех звучит немного странно – он смахивает, скорее, на кашель.

– Они содержали еще крытую танцплощадку под названием Сёдерхавет. Туда народ приезжал целыми автобусами. Внутри на стенах были нарисованы танцовщицы в соломенных юбках, а дорожки снаружи посыпаны белым гравием – вы даже представить себе не можете, как это эффектно. Конечно, иногда случались крупные пьяные драки. Хозяева держали загон для кроликов, и иногда им приходилось закрывать там пьяниц, пока не протрезвеют.

С этими словами Вероника откусывает венскую булочку.

– А с Бу вы тоже там танцевали? – спрашиваю я.

Она медленно вынимает пару очков для чтения из нагрудного кармана и начинает протирать их скатертью.

– Однажды. Он хорошо танцевал медленные танцы. Мужчины, которые умеют танцевать, опасны.

– И сколько он прожил у вас в пансионате? – интересуюсь я.

– Чуть меньше месяца, хотя мне казалось, что дольше. Время не всегда можно измерить днями и неделями. – Вероника прикрывает глаза. На тонкой шее, из-под мягкого контура стрижки виден пушок. – Комната, в которой он жил, стоит у меня перед глазами. Стены полностью, до самого потолка, покрыты светло-зелеными обоями. Прямо напротив двери стоял комод с зеркалом, а справа – узкая раскладушка. Матрас был безнадежен.

Открыв глаза, она смотрит на меня. Щеки покрылись легким румянцем.

– Я мало что знала в юности. И не осмеливалась ничего предпринять. Делала лишь то, что от меня ожидали, так всю жизнь потом и происходило.

– Но вы ведь сбежали из дома, это явно больше, чем можно ожидать?

Вероника молчит в ответ.

– В этом году пчелы агрессивнее, чем обычно?

Ее взгляд беспокойно блуждает по комнате и устремляется к балконной двери.

– Не вижу никаких пчел, – говорю я.

– Но вы же их слышите? Мне кажется, они живут в стенах. Здесь есть отверстия, в которые они могут заползать. Их нужно бы заткнуть.

– Я думаю, это жужжит циклевальная машина. В соседней комнате циклюют пол.